В Дагестане закадровый смех эхом отдаётся от склонов гор

С Магомедханом Магомедхановым, этнографом из российской республики Дагестан, во время недавнего визита в США случилась забавная история. Находясь в окружении своих коллег — светил Гарвардского университета и чувствуя, что есть лишь один способ разрядить обстановку, он рассказал свой любимый анекдот про еврея, угодившего в яму с дикими зверями.

Когда установившаяся тишина сгустилась в нечто вроде враждебности, мистеру Магомедханову напомнили, что он не в Дагестане.

Этнограф вырос среди арчинцев — этнической группы численностью 1200 человек, представители которой говорят на языке неизвестного происхождения (так в тексте! — прим. пер.) и по меньшей мере семь веков жили в изоляции от внешнего мира, сообщение с которым ограничивалось трудными горными тропами. Для Дагестана, где проживает четырнадцать крупных и ещё десятки мелких народностей, это довольно типично: все эти народности формировались в «лужицах» и «запрудах», образованных одним из величайших миграционных потоков в истории человечества.

Эти обстоятельства создали чрезвычайно обильную почву для шуток про разные народности. Представители разных этнических групп Дагестана рассказывают друг про друга анекдоты часами, снова и снова эксплуатируя такие излюбленные образы, как недалёкий амбалистый аварец, беззастенчивый торгаш даргинец, трус и книгочей лезгин, стеснительный лакец и прочие. Ещё есть анекдоты про отдельные аулы, где жители отличаются особой тупостью.

Пример анекдота: тащит аварец раненого даргинца с поля боя. Даргинец просит друга оставить его, чтобы обоих не убили, и прикончить, чтобы избавить от страданий. Аварец решается на это, достаёт ружьё, а патронов нет. Даргинец роется в карманах, находит патрон и говорит: «Давай продам».

А вот ещё: едет аварец по Махачкале, а с ним лакец. На перекрёстке красный, а он — по газам! «Ты что», — говорит лакец, — «ты ж щас на красный проехал!» — а тот ему: «Я аварец!». Едут дальше, а тут ещё один перекрёсток, горит зелёный, аварец останавливается. «Чего остановился?» — спрашивает лакец. А аварец отвечает: «Осторожность ещё никому не помешала. Вдруг там аварец поедет?».

Как рассказал член Российской Академии Наук и социолог из Дагестана Энвер Кисриев, традиция рассказывать анекдоты берёт корни в особенностях топографии региона: местные джамааты (союзы соседних аулов) до установления советской власти не были соединены мощёными дорогами, и бродячие певцы перемещались между ними пешком, рассказывая всем о необычных костюмах и нравах соседей. Между джамаатами были такие большие различия (Цовкра, например, была аулом акробатов, а Харбук — местом производства кинжалов), что долгие века им приходилось торговать друг с другом невзирая на языковые и культурные барьеры, что, по словам Кисриева, породило глубочайшую традицию терпимости.

 «В Дагестане каждый знает, что другие мыслят совершенно не так, как ты», — поясняет Кисриев. — «Если русский живёт где-нибудь в деревне и ни разу в жизни не видел кавказца, то для него всё будет неожиданным, чужим. В Дагестане такого ощущения не знают. Нас никогда не удивляет поведение других».

Если сами дагестанцы спокойно шутят на эти темы, то из Москвы Дагестан и межэтнические отношения в нём больше ассоциируются с минным полем. Советские бюрократы управляли Дагестаном, аккуратнейшим образом дозируя власть и распределяя её между сильнейшими кланами, поскольку даже сейчас, нарушив равновесие, можно вызвать катастрофу. К примеру, федеральную налоговую службу в регионе всегда возглавлял лезгин. Но в прошлом году Москва назначила на эту должность русского, и лезгины вышли протестовать в таком количестве, что милиционеры на границе республики уговорили автокортеж развернуться. Когда же назначенец Владимир Радченко смог-таки выйти на работу, его похитили — ненадолго, но в Москве успели понять, что лучше всего будет назначить на должность лезгина. Возможно, именно этим объясняется то, как долго колебался президент России Дмитрий Медведев, прежде чем огласить своё решение по выбору кандидатуры на должность президента республики (раньше это был аварец, а теперь Медведев назначил даргинца).

Раньше, по словам Кисриева, дагестанцы обращали мало внимания на национальную принадлежность, но после развала Советского Союза образовался вакуум, и национальные страсти резко вспыхнули, так как политические силы создавались разными кланами именно по этническому принципу.

 «Раньше люди просили защиты у властей, у милиции», — рассказывает Кисриев. — «Но когда власть рушится, люди начинают обращаться к традиционным объединениям». В данном случае такую роль сыграли джамааты. В 1990-х годах началась такая практика: для защиты попавшего в беду джамаат отправлял на место происшествия автобус, полный вооружённых мужчин.

В подобной атмосфере шутки про народности служат отдушиной, а если кто не умеет смеяться над ними, то это считается «недостатком мужского характера», — так сказал Магомедханов, среди научных работ которого числится и такая: «Татуированные горские женщины и ларцы для ложек из Дагестана».

Есть анекдот о том, как мужик подходит к соседу-аварцу по имени Гитя и говорит ему: «Гитя, мне рассказали отличный анекдот, но он про аварцев, а я не хочу тебя обижать, так что заменю их на азербайджанцев», — и рассказывает, и Гитя смеётся до слёз, потом с трудом переводит дыхание и говорит: «Какие же всё-таки идиоты эти азербайджанцы!».

Конечно, есть и пределы. Например, ни в одном анекдоте не смеются над женщинами, более того, в Дагестане чудовищно обидным будет даже спросить о здоровье жены. А если вы задумываетесь о том, чтобы оскорбить дагестанца, то учтите: драки там так часты, что многие рестораны в Махачкале включают в прейскурант уничтожение стульев и столов.

Пятидесятидвухлетний Магомед Сагатов из аула Гуниб на вопрос о шутках еле заметно улыбнулся. Стоя на своём балконе, он показал на четыре-пять ближайших аулов, виднеющихся сквозь дымку на заснеженных склонах гор.

«Проживи тысячу лет с соседями», — сказал он, — «и научишься шутить так, чтобы никто не обижался».