Регистрация пройдена успешно!
Пожалуйста, перейдите по ссылке из письма, отправленного на

Легенды, мифы, дезинформация. Мир чехов и словаков Донбасса

© РИА Новости Дэн Леви / Перейти в фотобанкОполченцы Донецкой народной республики на территории разрушенного рынка поселка Трудовские Петровского района Донецкой области
Ополченцы Донецкой народной республики на территории разрушенного рынка поселка Трудовские Петровского района Донецкой области
Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ
Читать inosmi.ru в
Сегодня на Донбассе на востоке Украины, контролируемом пророссийскими сепаратистами, живет несколько десятков чехов и словаков, которые воюют за свою новую родину — не признанную на международном уровне Донецкую Народную Республику. Хватило пары лет, и из них, образцовых и лояльных — за некоторыми исключениями — граждан, получились военные диктаторы.

Сегодня на Донбассе на востоке Украины, контролируемом пророссийскими сепаратистами, живет несколько десятков чехов и словаков, которые воюют за свою новую родину — не признанную на международном уровне Донецкую Народную Республику. «Хватило пары лет, и из них, образцовых и лояльных — за некоторыми исключениями — граждан, получились военные диктаторы. Это единственная их общая черта, хотя в остальном они не поддаются однозначным оценкам. Многие из них дружелюбны и великодушны, борются за свои убеждения так же искренне и с такой же самоотдачей, как их враги с другой стороны фронта», — пишет словацкий журналист Томаш Форро во второй части своего эксклюзивного репортажа с украинского Донбасса.

В начале осени этого года словацкий репортер Томаш Форро встретился с некоторыми чехами и словаками, которые отправились воевать на восток Украины. Бок о бок с пророссийскими сепаратистами их там уже несколько десятков. Среди них — Марио и Сойка.

Марио


Он относится к категории преступников. По паспорту Марио Рейтман признает только то, что он расистский скинхед из Баньска Быстрица. Здесь, на главном бульваре непризнанного государства, которое заявляет о приверженности коммунизму и антифашистским традициям и которое восстановило Гражданский кодекс времен Советского Союза, эти слова звучат странно. Но, по словам Марио, все можно объяснить.

Вот уже второй год он воюет против других злых фашистов с Украины. Однако его слова о боях стоит воспринимать осторожно, потому что иногда он говорит, что защищает границы и охраняет административные здания. Марио носит при себе пистолет и охотно его демонстрирует. Я спрашиваю его, убивал ли он людей. «Людей — нет, — смеется он. — Фашистов — да».

Марио сидел в словацкой тюрьме за причинение тяжкого вреда здоровью. По его собственной версии, это произошло, потому что «цыган бил белую женщину», а он вмешался. Марио считает несправедливым, что получил пять лет строгого режима (отсидел он половину). На самом деле Рейтман был осужден в Словакии еще за шесть других преступлений, включая кражу, мошенничество и насилие. Но об этом он умалчивает.

Марио презирает Мариана Котлебу (главу региона Баньска Быстрица и одного из наиболее ярких лидеров современных словацких националистов — прим. ред.). Якобы он — глупый нарцисс. Они знакомы, так как были соседями еще в те времена, когда Рейтман, как он сам утверждает, являлся неформальным лидером скинхедов в Быстрице.

Почему Марио приехал сюда? Из косвенных намеков следует, что его привлекла смесь российской пропаганды, проблемы с законом в Словакии и разногласия с подельниками. Но из-за агрессивного характера у Марио здесь те же проблемы, что и дома. Об этом хорошо знают в отделе военной полиции города Макеевка к востоку от Донецка. После вопроса, случались ли тут проблемы с какими-нибудь словаками, бывший на посту офицер оживляется и отвечает: «Марио Рейтман».

Он рассказывает, как летом пьяный Рейтман мочился перед входом в кафе. Проходившую мимо женщину, которая попросила его отойти в другое место, он «сначала оскорбил, плюнул в нее, а затем жестоко избил кулаками по лицу». В подобных случаях тут действуют быстро и жестоко. Методы — от линчевания прохожими до полного уничтожения, которое в Донецке фамильярно называют «пропасть в яме».

Но Рейтману повезло, потому что к иностранцам, воюющим в рядах сепаратистов, относятся иначе. В том числе из-за неупорядоченных законов которые не позволяют эффективно судить иностранцев. Кроме того, руководство не хочет идти на риск международного скандала. «Это сукин сын», — беспомощно подводит итог разговора полицейский и машинально берется за пистолет.

Рейтмана выгнали из донбасской армии, и тот, по словам его командира, еще успел вместе со своим однополчанином пригрозить, что выдаст украинской стороне расположение подразделения. Возможно, это были пустые слова, но факт в том, что через несколько дней после угроз по позициям этого подразделения был нанесен исключительно точный и сосредоточенный артиллерийский удар.

Что будет с Марио дальше, не знает никто. В Словакии у него были бы проблемы, да и сам он хвастается российским паспортом. Узнав, что я интересуюсь его делами, он угрожает мне спецслужбами. Впоследствии я узнал, что местные спецслужбы на самом деле арестовали его, и местные солдаты поговаривают, что его дни сочтены. Такие люди, как он, вероятно, представляют собой проблему даже для военной диктатуры, в которой значительно смещены границы нормальности.

Сойка

Сойка тяжело сглатывает, поправляет языком зубной протез, а рукой машинально дотрагивается до места, где осколок гранаты лишил его части челюсти. Сначала он отвечает на вопросы неохотно, но потом входит во вкус.

«Я убил двух-трех…» Были ли угрызения совести? «С одним. Молодой 18-летний парень. Я выпустил в него половину обоймы. Потом, когда укропы (ругательное название украинских солдат — прим. ред.) начали наступать… В тот момент видишь перед собой 50 — 60 человек, и даже не понимаешь, что делаешь. Даже не понимаешь, что убиваешь этого человека. Только „бах-бах“, и он падает. А ты стреляешь в следующего. Он падает. Потом еще. И ты вообще об этом не думаешь», — рассказывает Сойка, как убивал в донбасском конфликте.


Он якобы все понял, только когда увидел мертвые тела вблизи. Он видел, как после боя «наши добивали укропов: одного застрелили, другому перерезали горло». Он утверждает, что сам не делал этого, потому что у него «свои принципы». Вообще же ему все равно. Возражения о том, что этих людей нужно было осмотреть и отправить в лагерь как военнопленных, он отклоняет: «Военнопленные? „Правый сектор“ (внесенная в список экстремистских и запрещенная в России организация — прим. ред.)? Жечь и убивать на месте».

Сойка, по паспорту Мартин Кепрта, приехал на Донбасс одним из первых в 2014 году, когда шли самые тяжелые бои. Он — уроженец словацкой Петршалки, когда-то член неоднозначной полувоенной организации «Словацкие новобранцы». Но все это в далеком прошлом, как будто в другой жизни.

В братиславском филиале компьютерной фирмы IBM он зарабатывал две тысячи евро чистыми как специалист в области IT. Сегодня, будучи младшим сержантом в Донецке, он не получает и 300 евро. Мы сидим в шикарной пиццерии в центре Донецка. Официанты тут приветливые, а атмосфера почти как в Братиславе.

Иногда сюда заходит и донецкий «президент» Александр Захарченко. Тогда всю улицу заполняют до зубов вооруженные мужчины, бронированные внедорожники и незаметный фургон с глушилкой сигналов, который защищает жующего диктатора от возможного бомбового удара с большого расстояния.

Сойка — тяжелый случай. 27-летний мечтатель, полный противоречий, планов и несбывшихся желаний. Категория — идеалист. Он признается, что убивал людей и мучается угрызениями совести. Но я ни в коем случае не должен писать, что он начал курить: а что если мама в Словакии узнает? Он гордится своим высоким IQ, но, кажется, в жизни он ему не очень помогает. В Донецк Сойка отправился, ничего не объяснив. Он верил в идеалы и хотел что-то доказать своей семье.

Похоже, в первую очередь — отцу, о котором постоянно говорит. По словам его знакомых из Словакии, здесь классический случай сына, зацикленного на отце, который обделил его любовью. Еще из жизни в Словакии Сойку знает специалист по кризисному вмешательству Радован Браник, который какое-то время работал на Донбассе медиатором и готовил психологические портреты бойцов.

По его словам, дома Сойка был отличным волонтером, готовым помогать во время стихийных бедствий «даже тогда, когда другие падали от усталости». Сойку жаль, как говорит Браник, и во всем виновата система, которая отвергла его вместо того, чтобы поддержать. Поэтому, по словам Браника, такие люди, как Сойка, «выступили против системы».

Биография Сойки подтверждает слова Браника. Дома его не взяли в армию из-за астмы, а незадолго до отъезда на восток Украины Сойка потерял работу и девушку. «Сойка не получил признания отца и поэтому начал искать его в другом месте. Он принес бы много пользы любой организации, чем бы ни занимался. Этого не случилось, поэтому он нашел свое место в другом», — добавляет Браник.

Теперь, по прошествии двух лет, Сойка утратил связь с отцом, а также свои иллюзии о новой родине. Но у него новая девушка, и он мотострелок, что на деле означает: среди них «меньше алкоголиков, чем среди других», как сам он иронично подчеркивает. «Как говорят русские, я лишился тут крыльев», — подытоживает Сойка.

Вернуться в Словакию он не может, да и не хочет. Не может, потому что когда-то дал интервью СМИ, открыв лицо как солдат сепаратистской Донецкой Народной Республики. За это в Словакии ему грозит тюрьма. Он не хочет возвращаться, потому что «дома» для него уже значит «в Донецке», рядом со своей девушкой Еленой и ее дочерью Наташей. Вскоре он хочет уйти из армии, создать фирму и хорошо зарабатывать. Но прежде ему пригодятся и 200 евро от словацкой мамы, на которые он поменяет старые окна в квартире на пластиковые. А там посмотрит.

В словацкой речи Сойки все больше русских слов. О возвращении в Словакию и «еврозону» он уже перестал думать. Здесь живется хорошо. У его любимой в Донецке две квартиры, и одну она сдает. Сойка неприхотлив, зарплату приносит домой, а себе оставляет несколько рублей на кофе, булку и сигареты.

Его мечты о спокойной жизни может быть связаны с его недавним тяжелым ранением челюсти. В операционном зале без наркоза он мучился два часа. Когда врач наконец-то перестал резать, и Сойка более или менее пришел в себя, оба они сели в коридоре и оперлись о стену. Врач — в крови Сойки, а Сойка — в крови от скальпеля врача. Он медленно открыл глаза, в которых у него еще отражалась вся эта нечеловеческая боль, и они молча закурили.

Когда он вернулся, то не знал, что будет дальше. Не уйдет ли он него — наполовину калеки — женщина, с которой он только-только познакомился. Не ушла. Рана постепенно заживает, и все идет путем. Маленькая дочка Наташа ходит в школу, он — в армии, Елена — в полиции.

Вечером они собираются дома. На небе сияют звезды. Все спокойно, и только где-то вдали слышны взрывы. Это такое же место для жизни, как и любое другое.

Наши парни

Чешского наемника Бегемота полностью поглотила городская жизнь и беготня по учреждениям. Кавказ душой и телом остался наемником (истории обоих детально описаны в первой части репортажа — прим. ред.) Сойка втянулся в семейную жизнь, а Марио потерялся где-то на просторах Донбасса. Несколько словаков и чехов погибли в боях, а часть тихо — так же, как и пришла, вернуласт домой с боевым опытом и подготовкой. И с надеждой, что словацкие власти никогда не узнают об их небольшом приключении.

Кроме боев на Донбассе у «наших парней» нет почти ничего общего — даже в том, что касается мотивов отъезда из Центральной Европы. Они не встречаются, не создают никакого сообщества. Когда фантаст Сойка заявил в местных СМИ, что создает чешско-словацкий легион, в него никто, кроме Сойки, не записался.

Зачастую между ними царит вражда и клевета, но они стараются слиться с большинством на Донбассе. И они так же бедны, как местные, и любят, когда за их обед платят. С полным ртом они говорят об оружии, о жизни на фронте и об алкоголизме, который распространяется среди солдат так же быстро, как наркотики домашнего производства и кражи.

Сейчас на Донбассе живут и воюют несколько десятков подобных приезжих. К новой родине они относятся критично. Но вместе с тем они убеждены, что им угрожают американские империалисты и украинские фашисты. Они ждут большой войны, которую Запад якобы ведет против последнего свободного народа, то есть русских.

Они живут в окружении массированной пропаганды. Легенды с пророссийских сайтов и телеканалов они часто повторяют так, как будто это случилось лично с ними. В малом изолированном сообществе сепаратистского региона пропаганда не только изображает внешний мир совершенно по-своему, но и изолирует от него. На местную жестокую цензуру жалуются даже сами российские журналисты, аккредитованные на Донбассе.

Хватило пары лет, и из них, образцовых и лояльных за некоторыми исключениями граждан, получились военные диктаторы. Это единственная их общая черта, хотя в остальном они не поддаются однозначным оценкам. Многие из них дружелюбны и великодушны, борются за свои убеждения так же искренне и с такой же самоотдачей, как их враги с другой стороны фронта.

У чешских и словацких сепаратистов ярко проявляются противоречия между их утверждениями или представлениями и реальным опытом. В психологии это явление называется когнитивным диссонансом, и оно не обязательно касается только взглядов на политику и общество.

Несмотря на то, что дома они выросли в относительном благополучии и достатке, после довольно непродолжительного пребывания на Донбассе они уже согласны с местными в мнении о том, что еда по завышенным ценам в местных магазинах — первоклассного качества. Дешевые польские и чешские сыры в местных отделах деликатесов они считают экзотическим кулинарным опытом, а торговые центры с закрытыми магазинами — верхом роскоши.

Трудно определить тот момент, когда каждый по-своему отверг бывшую родину, ее правительство и законы — или даже Запад как таковой — и стал их заклятым врагом. У некоторых это происходило медленно, у других всему виной какое-нибудь острое переживание. У третьих это началось еще дома под влиянием альтернативной трактовки мира, изложенной на сайтах с теориями заговоров. Одни нас, своих земляков, считают одураченными овцами, а другие — такой же опасной угрозой, как украинские танки.

Так или иначе, точно одно: «наши парни» на Донбассе перестали быть «нашими». Благодаря этой простой истине все становится намного яснее. Это подтверждает и реакция Кавказа на слова чешского депутата от коммунистов Зденека Ондрачека, который посетил Донецк как раз вовремя моего визита туда. Когда Ондрачек говорил о поиске общих интересов Чехии и Донбасса, чех Кавказ его резко оборвал: «Меня вообще не интересуют чешские интересы. Единственное, что мне важно, это интересы нас — ДНР».