Сначала прозвучали первые залпы ценовой войны на нефтяном рынке, потом пандемия коронавирусной инфекции превратилась в глобальное бедствие, спровоцировавшее падение спроса на нефть, а теперь Россия и Саудовская Аравия обмениваются на удивление резкими словесными ударами. Однако самым значимым ущербом, который президенту Владимиру Путину, возможно, придется понести в результате столкновения с Эр-Риядом, вполне может оказаться ущерб в области внешней политики, связанный с необходимостью заморозить амбиции Кремля на Ближнем Востоке.
Если верить российской официальной статистике, пока показатели заболеваемости коронавирусной инфекцией в России являются одними из самых низких среди крупных стран, однако эти данные все же стоит рассматривать с определенной долей скептицизма.
Между тем эффекты этой пандемии могут оказаться гораздо более масштабными. В попытке справиться с политическими последствиями экономического спада, вызванного ценовой войной на нефтяном рынке и пандемией коронавируса, Кремль, вполне возможно, решит свернуть свои военные кампании за границей и сосредоточиться на сохранении уже достигнутых успехов. Пандемия коронавируса может обернуться еще одним вызовом для амбициозных, но озадачивающе расплывчатых устремлений Кремля на Ближнем Востоке.
Срочная встреча в формате ОПЕК+, назначенная на понедельник, на которой две стороны должны были выработать какое-то решение, была отложена на фоне необычайно откровенных взаимных упреков Москвы и Эр-Рияда, — Путин обвинил саудовцев в падении цен на нефть, а министр иностранных дел Саудовской Аравии назвал недавние высказывания Путина «полностью лишенными истины». Это стало свидетельством хрупкости дипломатических позиций России на Ближнем Востоке.
В настоящее время Кремль пытается справиться с внутрироссийскими эффектами прогнозируемых экономических последствий низких цен на нефть и глобальной рецессии, и следующие несколько месяцев, возможно, позволят наглядно увидеть недостатки политики Кремля на Ближнем Востоке.
Ожидания (необоснованные), что современные «нефтяные войны» можно быстро урегулировать, демонстрируют нечто гораздо большее, нежели предвкушение того, что Россия и Саудовская Аравия смогут оставить в прошлом взаимные обвинения в провоцировании смятения на нефтяных рынках, которое обернулось падением глобальных цен на нефть более чем на две трети с января.
Один из очевидных (и легковерных) оптимистов, Дональд Трамп, опубликовал твит, восхваляющий его «друга МБС [кронпринца Саудовской Аравии Мухаммеда бин Салмана], который поговорил с президентом России Путиным» о сокращении добычи нефти. В результате цена на нефть немного подросла, и появились осторожные надежды на скорую сделку.
Однако уже на следующий день Путин поставил крест на разговорах о скоординированной деэскалации.
«К сожалению, наши партнеры из Саудовской Аравии не согласились продлить текущую сделку на текущих условиях, фактически вышли из соглашения и объявили о значительных дополнительных скидках на свою нефть, а также планах по резкому увеличению добычи», — сказал он. Это заявление противоречит комментариям, с которыми ранее в марте выступили представители «Роснефти», о том, что сделка ОПЕК+ не отвечает национальным интересам России, а также сообщению заместителя министра энергетики России о том, что дальнейшие сокращения добычи не помогут.
Эр-Рияд отреагировал быстро. Министр иностранных дел Саудовской Аравии принц Фейсал бин Фархан (Faisal bin Farhan) заявил, что Путин фальсифицирует факты, и отказался вступать в переговоры. Таким образом принц Фейсал сформулировал позицию Саудовской Аравии и отверг уже весьма нереалистичные требования России по сокращению добычи, чем снизил вероятность соглашения на предстоящей встрече ОПЕК+.
Между тем эти резкие высказывания контрастируют с тем пышным приемом, который в прошлом году Путину устроили в Эр-Рияде (тогда его кортеж ехал из аэропорта в сопровождении 16 арабских лошадей), а также множеством подписанных нефтяных соглашений и дискуссий по вопросам безопасности на Ближнем Востоке — не в последнюю очередь по Ирану.
Жесткие высказывания, звучавшие на этой неделе, возможно, подчеркивают бессодержательность того, что на первый взгляд казалось успешными встречами. Они подчеркивают, что, несмотря на очевидно теплые личные отношения между Путиным и Мухаммедом бин Салманом, сторонам нелегко выработать общую точку зрения. Сотрудничество России с ОПЕК с самого начала было непростым, и Москва присоединилась к этому нефтяному картелю вопреки оппозиции со стороны российских нефтяных компаний.
Вполне возможно, Путин больше не видит особого смысла с сотрудничестве с ОПЕК: его главная мотивация — стремление удерживать цены на нефть на достаточно высоком уровне — вероятнее всего будет уничтожена, что не в последнюю очередь объясняется резкой сменой позиции Трампа, который ранее поддерживал сделку ОПЕК+, а затем заявил, что в случае необходимости готов ввести пошлины на импорт нефти, чтобы «защитить» американские рабочие места в сфере добычи.
Несомненно, Саудовской Аравии было хорошо известно о нежелании и неспособности России существенно сокращать добычу нефти, однако стороны вступили в конфликт только в марте.
Быстрая эскалация этого конфликта и взаимные обвинения, которые казались немыслимыми еще несколько месяцев назад, продемонстрировали хрупкость отношений России с ее партнерами на Ближнем Востоке. Отсутствие у России какой-либо четкой стратегии и ее неясные цели на Ближнем Востоке, — несмотря на ее решительные действия в этом регионе последние четыре года, — приводили экспертов в замешательство с начала ее воздушной кампании в Сирии.
Сирия оказалась страной, в которую Россия вложила наибольшее количество ресурсов и влияния. Ее военная кампания в Сирии, которая помогла быстро изменить ход войны в пользу Башара Асада, позиционировалась в России как одно из знаковых достижений Кремля. Нескрываемый прагматизм заставил Россию заключить сделки с ее прежними противниками в этом регионе, — благодаря тому, что преподносилось как «добросовестное посредничество». Однако, какой будет развязка, пока непонятно.
С точки зрения России, успех ее кампании в Сирии, а также участие России и ее ставленников в борьбе с ИГИЛ (террористическая организация, запрещенная на территории РФ, — прим. редакции ИноСМИ), вероятно, помогли Кремлю укрепить статус глобальной державы или как минимум улучшить его имидж после фиаско в Крыму и на востоке Украины, а также после политики изоляции России, которую проводила администрация президента Обамы.
Тем не менее, несмотря на ее вложения, вовлеченность России не принесла ей существенной экономической выгоды и не помогла Москве начать уверенное сближение с Западом. Какие реальные геополитические цели были достигнуты, помимо укрепления стратегических военных позиций России в Латакии?
Россия не получила от Дамаска никаких прибыльных государственных контрактов, в то время как Иран, ставший фактическим партнером Москвы в спасении Асада, обзавелся массой геополитических трофеев. Укрепление позиций Тегерана в Сирии и Ливане, укрепление проиранской оси на всей территории Леванта одновременно с ростом идеологического фанатизма, навязываемого аятолла Хаменеи, ставят дополнительные вопросы касательно конечных целей Москвы.
Многие в Москве считают, что влияние Ирана в Сирии стало слишком сильным, и что теперь довольно трудно провести разграничительную линию между режимом и Тегераном. Сегодня Дамаск ведет себя гораздо более самоуверенно, чем год назад, и теперь осталось меньше ограничений, сдерживающих его поведение. Сейчас для России потенциальная выгода от сдерживания Ирана в Сирии стала намного меньше потенциальных издержек.
Теперь Москва сталкивается с необходимостью умерить свои амбиции, склоняясь к необходимости заморозить конфликт и ограничить свои стратегические интересы районом Латакия. Однако это стремление будет трудно реализовать, даже несмотря на соглашение о перемирии, которое Россия подписала с Турцией и которое касается сирийской провинции Идлиб, — это соглашение позволило создать коридор безопасности и наладить совместное патрулирование.
Задумка Москвы была очевидной: проецировать ее жесткую силу в условиях вакуума, оставшегося в результате снижения заинтересованности и влияния Соединенных Штатов, что должно было позволить Кремлю получить доступ к коридорам власти в большинстве столиц Ближнего Востока. Главная цель заключалась в том, чтобы переиграть историю: современная Россия стремится достичь такой глубины влияния, которой она наслаждалась до того момента, когда Анвар Садат (Anwar Sadat) выслал советских военных советников из Египта.
Не только ситуация в Сирии, но и продолжающаяся торговая война с Саудовской Аравией демонстрирует, что эта цель России — всего лишь мираж: отношениям России со странами Ближнего Востока не хватает институционализации, а те личные контакты, к которым эти отношения сводятся, могут рухнуть так же быстро, как замки из песка.
Хотя нынешний конфликт с Саудовской Аравией, вероятно, не сможет полностью разрушить отношения между Путиным и Мухаммедом бин Салманом или свести на нет все достижения России, очевидная хрупкость этих отношений вполне может повлиять на мнение элит ближневосточных стран касательно того, насколько стоит доверять России. Это может оказаться негативным переломным моментом в игре Кремля.
Вполне вероятно, образ российской «жесткой силы» сильно преувеличен. России действительно удалось улучшить отношения с арабскими странами Персидского залива и даже подписать несколько многомиллиардных сделок, однако они стали скорее результатом тщательно продуманного многолетнего экономического сотрудничества. Если эпоха высоких цен на нефть действительно осталась в прошлом, тогда арабские монархи скорее всего затянут пояса, усиливая фискальный консерватизм и снижая уровень иностранных инвестиций, — что станет ударом по наиболее заметным — и широко разрекламированным — достижениям России последних лет.
Конечные цели Москвы на Ближнем Востоке неясны и населению России. Согласно результатам опроса, проведенного в прошлом году независимым «Левада-центром», 55% россиян хотят, чтобы их страна ушла из Сирии.
Серьезный спад в российской экономике, вызванный глобальной рецессией, спровоцированной пандемией коронавируса и падением цен на нефть, может стать еще одним вызовом для политики России на Ближнем Востоке. Хотя конечное воздействие этих факторов на российскую экономику пока неизвестно, согласно собственным прогнозам Кремля, в худшем случае экономика может сократиться на 10%.
Учитывая, что миллионы людей могут остаться без работы, политический рейтинг Путина окажется под ударом, и это еще больше усугубит разногласия касательно внесения в конституцию изменений, которые позволят продлить срок правления Путина до 2036 года. Российская оппозиция настойчиво задает вопросы о том, действительно ли выгода, которую Кремль извлекает, демонстрируя силу на Ближнем Востоке, перевешивает издержки.
Недавний крах сделки ОПЕК+, нефтяные войны с Саудовской Аравией, быстрое обесценивание национальной валюты и спад в российской экономике могут спровоцировать новую волну публичных споров о том, действительно ли у присутствия России на Ближнем Востоке есть какая-то рациональная цель. Усталость от иностранных кампаний уже очевидна: сегодня на государственных телеканалах гораздо реже обсуждают ситуацию в Сирии, нежели год назад, а общественный скептицизм, вероятнее всего, заставит Путина пересмотреть или как минимум отложить его заграничные военные кампании.
Одновременное воздействие пандемии коронавируса и потрясений на нефтяных рынках продемонстрировало слабые места Кремля и пределы его возможностей на Ближнем Востоке. То, как Кремль на это отреагирует, станет лакмусовой бумажкой, которая покажет его долгосрочные геополитические устремления.
Однако уже понятно, что сейчас Москва вряд ли будет с энтузиазмом расширять свою роль и стремиться к новым обязательствам, как она совсем недавно делала в Ливии или на территории Африканского Рога. Скорее всего, Путин выберет гораздо более осторожный подход, в основе которого будет стремление сохранить с таким трудом завоеванные достижения и защитить их от негативных непредвиденных обстоятельств.
Дмитрий Фроловский — политический аналитик и независимый журналист, специализирующийся на политике и стратегии на Ближнем Востоке и в Центральной Азии.