Дмитрий Разумков возник словно из ниоткуда и буквально в одночасье стал одним из самых влиятельных политиков на Украине. Он руководил избирательным штабом Владимира Зеленского, известного по всей стране артиста-комика, избранного президентом. Политический новичок, попавший на вершину власти, назначил Разумкова председателем своей партии «Слуга народа» и председателем парламента.
Die Welt: Господин Разумков, Германия совершила на территории Украины одни из самых страшных преступлений в мировой истории. Ваш посол в Берлине недавно назвал зверства нацистов на территории вашей страны «огромным черным пятном на исторической памяти Германии». Сейчас ведется дискуссия о создании в Берлине соответствующего мемориала. В центре внимания вопрос: должен ли это быть памятник жертвам всех совершенных на востоке преступлений, или же следовало бы поставить сразу несколько памятников, один из которых был бы посвящен жертвам преступлений именно на территории Украины? Что вы думаете по этому поводу?
Дмитрий Разумков: В первую очередь важно вместе смотреть в будущее. Было множество жертв во многих странах. В Польше, России, Чехии, Франции, по всей Европе. Не нужно сравнивать, чьи жертвы оказались самыми многочисленными. А каким именно будет памятник, зависит от парламента Германии.
— Спрошу иначе: нацисты совершали преступления в Англии, во Франции, в Нидерландах. Никому даже в голову не пришло бы устанавливать памятник «западноевропейским» жертвам. Разве сама идея установить памятник жертвам со всей Восточной Европы не символ единого взгляда Германии на восток? И разве такой памятник не укрепит этот взгляд дополнительно? Некоторые заходят еще дальше и говорят, что такая идея напоминает взгляд нацистов, которые рассматривали весь восток как единое целое в качестве «пространства для жизни» для немецкого народа.
— Нет, я так не считаю. Все преступления, независимо от того, где их совершили, были направлены против людей — а все люди равны, независимо от того, где они живут. Моя семья тоже пострадала. Мои деды непосредственно воевали.
Нам приходится заниматься другим делом — идеологией, господствовавшей тогда, и тем, как она разрушила мир. Она разрушила человеческую природу, человеческие отношения. Поэтому я считаю, что неправильно сравнивать, кто понес больше жертв на войне. В этом пусть разбираются специалисты.
— Но ведь это не только сравнения, но и дифференциация. В докладе, посвященном 75-летию окончания войны, опубликованном 8 мая этого года в журнале Der Spiegel, глава МИД Германии Хайко Маас написал обо всех жертвах Советского Союза. Украину он отдельно не упомянул. Ваш посол был возмущен этим обстоятельством. Это тоже вопрос для специалистов?
— Да, это тоже вопрос для специалистов. Историки давно уже вычислили, сколько жертв понесла Украина. Все это уже доказано и признано обеими сторонами. Почему Хайко Маас говорил о жертвах Советского Союза в целом, спросите у него сами.
— Может быть, дело отчасти в том, что в Германии мало кто знает, что Украина сама была жертвой советского режима во главе с Иосифом Сталиным? Об организованном им голодоморе, унесшем в 1930-х годах жизни миллионов украинцев, здесь знают только историки. Германия до сих пор не признала голодомор геноцидом. В бундестаг была внесена петиция с требованием признания его таковым. Вы поддерживаете ее?
— То, что голодомор был геноцидом, для нас не вопрос, а факт. Он признан на Украине, и как гражданин Украины я не могу воспринимать эту трагедию иначе. Но на Украине уже есть довольно много памятников, напоминающих об этой трагедии. Каждая страна решает, признавать ли ей этот геноцид, и если да, то в каком виде. Бундестаг должен сам решить, чем был голодомор.
— Россия обвиняет Украину в том, что та использует голодомор в качестве инструмента. Если бундестаг осудит его, это может привести к очередному обострению отношений между Берлином и Москвой. Может, правительство Германии опасается дополнительно осложнять
— Мы всегда считали, что строительство газопровода «Северный поток — 2» нельзя считать исключительно экономическим проектом. Мы рассматриваем его прежде всего как проект, который будет иметь для Европы внутри- и внешнеполитические последствия. Мы — надежная страна-транзитер, но уже почувствовали, каково это, когда Россия останавливает поставки газа, используя их в качестве политического инструмента.
— Однако когда Россия в 2014 году напала на Украину и аннексировала Крым, Ангела Меркель стала тем политиком, кто призвал Европу на введение санкций против Москвы. Потенциальный преемник Меркель на посту канцлера Армин Лашет (Armin Laschet) также поддерживает санкции, но выступает за смягчение тона по отношению к Москве.
— Ангела Меркель много сделала для Украины, она — большой друг нашей страны. Посещая Берлин, я встречаюсь с представителями разных партий. Неважно, какой в дальнейшем будет коалиция — она будет учитывать интересы Украины, о чем бы ни шла речь, о Восточной Украине или о Крыме. Я надеюсь, что Германия и дальше будет отстаивать интересы Украины, в том числе и в «нормандском» формате.
— Дональд Трамп хорошо ладил с Владимиром Путиным. Как известно, он заблокировал военную помощь Украине на несколько сотен миллионов долларов, преследуя определенные интересы в рамках предвыборной борьбы. Избрание Джо Байдена президентом — хорошая новость для Украины?
— У нас хорошие отношения с обеими американскими партиями. Мы получаем одинаковую поддержку от обеих партий, и это касается и санкций против России, и военной помощи. Думаю, что отношения между Украиной и США останутся неизменными независимо от выбора американских граждан.
— Ваш президент раньше был известным комедийным актером и скорее случайно оказался в политике. Вы же уже давно попали в политический круговорот. О вас постоянно говорят как о преемнике нынешнего президента. Вы готовы к этому?
— Меня уже неоднократно спрашивали, не мечтаю ли я о более высоких постах. Но моя задача — не мечтать, а выполнять нынешние задачи. До следующих выборов еще далеко. Украина стоит перед большими вызовами. Сейчас нам нужно сосредоточиться на решении этих проблем, а не на политических амбициях. По-украински мой пост называется «председатель парламента», по-немецки — «президент парламента». Так что по крайней мере по-немецки я уже немножко президент.