Петер Альтмайер был абсолютно уверен в своих словах. Как заявил министр экономики ФРГ в начале сентября, ему «не известно ни одного случая, когда правительство в Москве удалось санкциями склонить к изменению поведения».
В тот момент политики в Берлине напряженно обсуждали новые штрафные меры против России. Незадолго до этого неизвестные попытались отравить критика Кремля Алексея Навального, и горячий след вел в Кремль. Даже над газопроводом «Северный поток — 2» нависла угроза. Кроме того, возникла опасность военного вмешательства России в дела Белоруссии, где массовые протесты против диктатора Александра Лукашенко достигли апогея.
Но через два с половиной месяца споры о правильной политике в отношении России в Берлине поутихли. Правда, это связано в основном с выборами в США и пандемией коронавируса, отвлекших на себя основное внимание. Но есть и другие причины.
В России началась фаза рефлексии, то есть размышлений о том, какие бывшие советские республики с геостратегической точки зрения для нее действительно важны, а какие, как говорят аналитики, можно отправить в «свободное плавание», и неважно, будут ли они двигаться в фарватере Запада или даже Турции. Конкретно называют государства Средней Азии, такие как Киргизия, и Закавказье с Арменией и Азербайджаном, но также Белоруссию и Молдавию, где несколько дней назад президентом был избран явно прозападный политик в лице Майи Санду. Вызвало ли всё это переполох в Москве? Ничего подобного.
Еще явственней новая ориентация проявилась в войне между Арменией и Азербайджаном за регион Нагорный Карабах. Там Россия вмешалась в самый последний момент, чтобы предотвратить полный крах Армении. А до этого Москва несколько недель терпеливо наблюдала за активным вмешательством Турции на стороне Азербайджана, как будто Закавказье уже больше не входит в зону «привилегированных интересов» России. А ведь еще год назад все постсоветское пространство без всяких оговорок считалось геополитической сферой влияния России, «ближним зарубежьем» или «Русским миром».
И вот теперь, осенью 2020 года, кажется, что Путин решил действовать по принципу «гори оно огнем». Идет ли речь об оппозиции в Белоруссии, каждое воскресенье выходящей на улицы, или о хаосе в Киргизии, рука Москвы, когда-то очень длинная, уже не спешит кого-то хватать. Вместо этого Кремль предпочитает влиять на процессы извне с минимальной затратой сил и средств.
Новую стратегию наблюдатели объясняют анализом действий России в Грузии, Сирии и на Украине с 2008 года. Итог анализа таков: политические и экономические убытки от военных интервенций, включая аннексию Крыма, значительно превышают пользу от них. Повторения подобного в войне за Карабах, а также в Белоруссии Кремль решил избежать.
При взгляде на пока неясные последствия пандемии коронавируса для ослабленной российской экономики вполне логичным кажется предположение, что протесты против Лукашенко не стали для Путина неприятным сюрпризом, как думают многие на Западе. Наоборот, Москва сознательно решила занять выжидательную позицию и лишь просигнализировала, что в крайнем случае вмешается своими войсками. Благодаря этому Путин избежал необратимых шагов, которые загнали бы его в тупик и повлекли бы за собой значительный рост ущерба из-за новых санкций Запада.
Недавно Путин лично указал на эти взаимосвязи и при этом решился вступить на новое политическое поле, которое до сих пор практически игнорировал. В одной из своих последних программных речей российский президент заявил, что изменение климата — «гигантский вызов миру». Как подчеркнул Путин, перед этим вызовом стоит и Россия. Он высказал идею о необходимости сотрудничества: «Мультилатерализм означает вовлеченность всех сторон, заинтересованных в решении проблемы».
Главные тезисы в речи российского президента звучали так, будто они напрямую адресованы ведущим политикам в Берлине. По его словам, Германия так же быстро, как и Китай, развивается «в направлении статусе великой державы». Кто хотел, мог понять это как приглашение к диалогу.