Регистрация пройдена успешно!
Пожалуйста, перейдите по ссылке из письма, отправленного на
Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ
Читать inosmi.ru в
Западу трудно объяснить, что в России противоположные вещи могут существовать бок о бок. В стране есть совершенно открытые пространства, а рядом с ними — кафкианские сумасшедшие, которые проклинают искусство. Сегодня создается впечатление, что реакционеры одерживают победу. Сейчас, в этот момент, решается судьба России, говорит режиссер Кирилл Серебренников в интервью.

Для либеральной России он олицетворяет культурный прорыв, для националистских и религиозных фундаменталистов он является своего рода антихристом: Кирилл Серебренников, родившийся в 1969 году в Ростове-на-Дону, руководит в Москве театром «Гоголь-центр». Он является одним из самых знаменитых режиссеров страны и был отмечен в Берлине за его инсценировку «Севильского цирюльника» Россини, а в Штутгарте за оперу «Саломея» Рихарда Штрауса.


В течение нескольких месяцев Серебренников находится в России в центре противостояния, которое почти столь же старо, как и сама страна. Оно как всегда связано с вопросом о том, сколько Запада нужно России и сколько России Западу. Нынешней кульминацией было начало июля: Большой театр в Москве отменил лишь за несколько дней до премьеры балет «Нуреев» в инсценировке Серебренникова. Российский танцор Рудольф Нуреев, который бежал из Советского Союза на Запад, любил мужчин и женщин и умер в 1993 году во Франции от СПИДа, хотя и является легендой балета, однако он плохо вписывается в официальную идеологию России. Кирилл Серебренников до сих пор молчал по поводу отмены премьеры. В Санкт-Петербурге он впервые говорит об этом.

Süddeutsche Zeitung: Что произошло в Большом театре?

Кирилл Серебренников: Я до сих пор не могу это понять. Все это было шоком. Сначала я словно окаменел, как жена Лота, которая превратилась в соляной столб. Я стоял вот так: (с открытым ртом уперся взглядом в пустоту).


— Ну да, генеральный директор Большого театра Владимир Урин отменил премьеру после генеральной репетиции. Кого бы это не шокировало?

— Прежде всего: Владимир Урин является опытным и порядочным человеком, к нему у меня нет никаких претензий. У него хорошие связи с государственными инстанциями, но в то же время он пользуется неоспоримым авторитетом среди театральных деятелей. Во всех моих трудностях он мне не раз помогал.

— Что же на него нашло?


— Его советники, прежде всего руководитель балетной труппы Большого театра Махар Вазиев, очевидно, сказали ему, что кордебалет танцует еще недостаточно хорошо. У нас было еще четыре дня времени, мы могли бы многое доработать.

— Нуреев был бисексуалом. Однако российское законодательство дискриминирует гомосексуалистов. В Вашей инсценировке можно было видеть на сцене огромную фотографию голого Нуреева. Реакционные блогеры изошлись слюной, когда в интернете появились видео с репетиций, где мужчины танцевали в туфлях на высоких каблуках. Не эта ли гомофобная травля сыграла главную роль при принятии театром решения?

— Но ведь этот проект придумал Большой! Владимир Урин сам предложил мне это. Я спросил его: Вы уверены? Он сказал: совершенно уверен. Всегда было ясно, что Нуреев представлял собой яркую необычную личность. Нет ни одной биографии Нуреева, в которой бы не говорилось открыто о его гомосексуальности. Мы не раскрыли ничего нового.

— Был ли шеф Большого знаком с либретто?

— Я показал ему это в прошлом году. Он также пару раз посещал репетиции. Ведь это был гигантский проект с хором, балетом, приглашенными артистами, специально для этого сочиненной музыкой, дорогими костюмами — этакий дорогой блокбастер.

— Оказал ли давление консервативный министр культуры Владимир Мединский, как это многие предполагают?

— Видите ли, здесь начинаются спекуляции. Быть может, Мединский, быть может, кто-то еще. О таких вопросах я вообще не хочу пока думать. Кроме того в этом спектакле речь вообще не идет в первую очередь о гомосексуальности Нуреева. Нуреев был свободным человеком, который всю свою жизнь стремился к свободе и красоте. И эту красоту он находил у мужчин и женщин. Мы показываем многие сцены с участием Марго Фонтейн (Margot Fonteyn), с которой они были сказочной парой тогдашнего мира балета.

— Абсолютно свободный человек — не является ли это в России еще большей провокацией, чем гомосексуалист?

— Возможно. Российские консерваторы набросились на фильм Алексея Учителя «Матильда», в котором последний царь изображен как любовник балерины. Они травят меня и мой театр, московский «Гоголь-центр». Если вы добавите сюда сумасшедшие нападки каких-то депутатов на якобы существующую пропаганду гомосексуализма, что как тема в сегодняшнее время уже смехотворно, то получается весьма удручающий климат.


— Но ведь положение российских деятелей культуры многие годы является незавидным. Что точно означает это новое качество?

— Стало больше сумасшедших, которые от имени государственных инстанций или религии нападают на культуру. Когда министр культуры Мединский выступает в провинции за открытие памятника Сталину, то это говорит об очень многом. Больше я ничего не могу сказать, к сожалению. Если бы речь шла только обо мне, я мог бы говорить более откровенно. Однако сотрудники моего «Гоголь-центра» задержаны, бухгалтер сидит в тюрьме, бывший коммерческий директор находится под домашним арестом. Я не хочу им навредить.


— В мае сотрудники службы безопасности в масках провели обыск в «Гоголь-центре» , а также в вашей квартире. Обвинение гласит, что были расхищены два миллиона евро, выделенные на инсценировку шекспировского «Сна в летнюю ночь». Постановка, якобы, ни разу не показывалась. При этом она постоянно присутствует в репертуаре. Это же чистый Гоголь!


— Или Кафка. Мы выступали со «Сном в летнюю ночь» в Париже. Наша инсценировка была выдвинута в России на национальную театральную премию! Мы представили суду рецензии, чтобы доказать то, что мы играем.

— И?

— Судья сказал, что это его не интересует.

— Что угрожает вам лично?

— До сих пор я — лишь свидетель, но у меня забрали загранпаспорт, я не могу выехать за границу. В сентябре я должен инсценировать в Штутгарте сказочную оперу «Ганс и Гретель» Энгельберта Хумпердинка. Я надеюсь, что смогу выполнить мой договор. Я буддист, я медитирую, так я пытаюсь справиться со своими делами.


— У вас есть одна квартира в Москве и одна в Берлине. Работаете ли вы в России по-другому, более осторожно, чем в Германии?

— Я стараюсь не делать различий и сохранять свою независимость. Иначе работа в России не имела бы больше никакого смысла. Быть может, некоторые люди хотели бы, чтобы я выехал за границу, может быть. Сейчас я готовлю к открытию сезона в «Гоголь-центре» «Маленькие трагедии» Александра Пушкина. Без работы я бы сошел с ума.


— Москва и Санкт-Петербург стали глобальными метрополиями с такими парками, как в Нью-Йорке, с повсеместным Wi-Fi, с русским Uber, барбершопами, велосипедными дорожками и скалодромами в окрестностях. Как сочетается этот энтузиазм по поводу открытости и коммуникабельности с духовной скудостью врагов культуры?

— Это как раз то, что так трудно объяснить Западу: все существует рядом друг с другом! «Гоголь-центр» с самого начала поддерживался на государственные деньги, и это при Владимире Путине! В России существуют совершенно открытые пространства. А рядом: Кафка, сумасшедшие, которые проклинают искусство и хотят уничтожить любой свободный порыв. У нашего «Гоголь-центра» — самая лучшая публика в мире. В нашей постановке по «Машине Гамлета» Хайнера Мюллера зрители видят такие темы, как сексуальность, смерть, свобода, право художника. Но другие видят только голых.


— Какая группа возьмет верх?

— Трудно сказать. У меня такое впечатление, что победу одерживают реакционеры, но это может зависеть от того, что у меня самого дела плохи. Судьба России решается теперь, в этот момент.

— Почему именно сейчас?


— Потому что все эти процессы, эти нападки на искусство исходят от людей, которые сидят в аппарате. Это не какие-то далекие сумасшедшие, а депутаты, сенаторы, министры. Они пытаются сделать фундаментализм официальной идеологией.

— Политические отношения России с Западом — катастрофические. В Германии у многих сложилось впечатление, что больше вообще нет никакого диалога. Как вы смотрите на это?


— О геополитических вопросах я ничего не могу сказать, но то, что театры и артисты в Германии, Франции, во всей Европе и даже в Америке вступились за меня, очень помогло мне. К таким голосам в России очень прислушиваются. Нас не разделяет больше никакой железный занавес.

— Россия еще не списала Запад со счетов?

— Запад важен для России в интеллектуальном отношении. Она многому учится у Запада, так было всегда. Культурные связи между российскими и немецкими деятелями искусств базируются на многолетнем обмене. Это не так-то просто разрушить.


— Особая роль искусства, когда политика зашла в тупик — не слишком ли это оптимистично?

Вот пример: «Гоголь-центр» запланировал взаимные гастроли с театром в Риге. Когда были объявлены санкции против России, в Латвии потребовали отменить приглашение. Тогда в Риге собрались деятели театра и сказали: мы не для того так долго работали над укреплением этих отношений, чтобы их разрушить теперь по политическим причинам. Мы до конца сохраним этот мост.


— Российские СМИ сообщают о новых подвижках в Большом театре. Есть ли еще надежда для «Нуреева»?

— Несколько дней назад мне позвонил генеральный директор Большого театра Владимир Урин и спросил: что Вы делаете в декабре? Я сказал: понятия не имею, ведь сейчас так сложно все планировать. А он на это: 9 и 10 декабря мы хотим показать «Нуреева».

— Как вы объясняете этот неожиданный поворот?


— Я тоже этого не знаю. Я мог бы себе представить, что кураторий театра воспользовался своим влиянием. Там сидят богатые бизнесмены, которые поддерживают театр в финансовом отношении.


— Вы имеет в виду таких олигархов, как Роман Абрамович или Алексей Мордашов, бывший министр культуры Михаил Швыдкой также входит в кураторий.

— Очевидно, они не заинтересованы в том, чтобы пострадала репутация Большого театра.


— До сих пор речь шла о мае 2018 года как о самом раннем сроке для премьеры. Некоторые опасались, что спектакль вообще не появится. А теперь декабрь: это повод для радости?

— Пожалуй. Хотя зрители будут смотреть на спектакль в декабре по-другому. Они придут, чтобы увидеть эту запрещенную, скандальную постановку. А что если она вообще не скандальная? В любом случае речь больше будет идти о шумихе вокруг спектакля, чем о нем самом. Это очень досадно.