Сколько времени нужно, чтобы написать одну фразу? Российский чиновник может делать это целый месяц, а то и вечность. Еще в сентябре несколько корреспондентов польских СМИ в Москве попытались узнать, какова была реакция на появившиеся в Польше сообщения о том, что в апреле 2010 года в ходе идентификации жертв крушения самолета Леха Качиньского (Lech Kaczyński) сотрудники столичного центрального бюро судебно-медицинской экспертизы перепутали тела. Сначала мы хотели обратиться к первоисточнику, то есть - в само бюро. На это мы услышали, что там нам ничего не скажут, и следует обратиться в письменном виде в вышестоящую инстанцию, то есть к Григорию Голухову — главе столичного Департамента здравоохранения. Мы отправили ему факсы с вопросом, занимаются ли его подчиненные выяснением причины ошибки.
Сотрудники ведомства день за днем вешали нам лапшу на уши: что они работают над ответом; что работник, отвечающий за эту задачу, уже практически написал ответ; что документ готов и ждет только подписи начальника. Ответ из департамента (после неоднократных напоминаний) я получил только вчера - ровно через 50 дней после отправки вопроса. Мне все равно повезло, потому что Анджей Зауха (Andrzej Zaucha) с телеканала TVN пока вообще ничего не дождался.
Читайте также: В Варшаве требуют пересмотреть выводы о смоленской катастрофе
Мне пришел ответ одной фразой: «Департамент здравоохранения города Москвы, рассмотрев ваш запрос на тему катастрофы, произошедшей 10 апреля 2010 года, рекомендует вам обратиться в Следственный комитет Российской Федерации». И подпись — «Н. Ф. Плавунов — первый заместитель руководителя Департамента здравоохранения города Москвы».
Арлета Бойке (Arleta Bojke), корреспондентка телекомпании TVP, от которой отделались таким же письмом, обратилась в Следственный комитет, где узнала, что там на интересующую нас тему разговаривать с нами не обязаны.
Я пытался убедить руководителя пресс-службы Департамента здравоохранения Элину Николаеву в том, что я спрашивал ее шефа не о самой катастрофе, а только об ошибке, которую через некоторое время после трагедии совершили в подчиняющейся их ведомству организации. Николаева посоветовала мне повторить то же самое в письменном виде, но потом перезвонила, и сказала, чтобы я не присылал никаких писем, потому что мне все равно никто не ответит.
Когда я пообещал описать всю эту историю в прессе, она начала кричать, что я занимаюсь «политической конъюнктурщиной». Не знаю, что это означало, но, видимо, что-то нехорошее, потому что когда я попробовал это выяснить, г-жа пресс-секретарь бросила трубку.
В России чиновники любят так вот «отфутболивать» приходящих с неудобными вопросами иностранных журналистов (то есть - бесцеремонно от них отделываться). И делают они это, пожалуй, чаще, чем соглашаются на разговоры.
Также по теме: Смоленскую катастрофу разменивают на выборы
В Польше такое бывает тоже. Совсем недавно через нечто подобное пришлось пройти Ариадне Рокоссовской из «Российской газеты», которая писала о произошедших во время чемпионата Европы по футболу беспорядках с участием болельщиков. Пресс-секретари нескольких ведомств одновременно, мягко говоря, игнорировали журналистку, не отвечая на ее факсы и звонки. Но на эту польскую наглость еще можно было найти управу: я написал фельетон о чиновниках, которые не понимают, за что им платят. И вдруг как рукой сняло: на следующий день Рокоссовской прислали ответы на все вопросы, которые она полгода посылала в Польшу, и сейчас продолжают молниеносно реагировать на ее просьбы.
Российских чиновников, привыкших общаться только с избранными журналистами на отобранные темы, ничем не проймешь. У всех польских корреспондентов накопилась толстая папка с факсами с вопросами и просьбами об интервью, которые они отправляли после смоленской катастрофы в Межгосударственный авиационный комитет, следственный комитет, генпрокуратуру. Ни одного ответа. А если они и были, то заключались в нескольких общих словах, сводившихся к одному: «отвали».
Такое отношение в России предназначено не только для поляков. Вопросом путаницы с телами жертв смоленской катастрофы пытаются еще заниматься журналисты Deutsche Welle. В столичном Департаменте здравоохранения им тоже сообщили, что ответа они оттуда не получат. И сложно этому удивляться. Несколько дней назад в России вступил в силу новый закон о шпионах и предателях родины. Согласно нему, гражданам, оказывающим какую-либо помощь представителю иностранной организации, которая, как может выясниться впоследствии, наносит своей деятельностью вред России, может грозить до 20 лет заключения. Поэтому лучше не рисковать и не выдавать совершенно секретную информацию о бардаке, который царит в главном морге страны.