- Как вы относитесь к Карибскому кризису, имевшему место сорок лет назад и завершившемуся именно 28 октября?
- В отношении имевшего место 40 лет назад Карибского кризиса много домыслов и мистификаций, как у нас, так и за рубежом. В то время я имел к информации по этому вопросу самое прямое отношение. Все, что читал в то время по Карибскому кризису министр, подбирал я. Правда, потом это сортировалось стоявшими выше людьми. Это была информация МИД, КГБ, ГРУ и другая. Я отбирал 20-30 наиболее важных телеграмм, потому что большее количество министру было просто затруднительно читать.
В апреле 1961 года интервенты с согласия Джона Кеннеди высадились в "Заливе свиней" острова Куба, чтобы свергнуть режим Фиделя Кастро, и потерпели фиаско. После этого Белый дом начал готовить очередную операцию. И для того чтобы нейтрализовать это неизбежное вторичное вторжение американцев Никита Хрущев придумал операцию по размещению нашего ракетно-ядерного оружия на Кубе, которая получила название "Анадырь". - Это была идея Хрущева?
- Это была идея Хрущева, которую он провел через политбюро, и об этом знали члены политбюро и еще несколько военных, которые должны были осуществлять операцию. Об этой операции, разумеется, знали Громыко и Малиновский.
Ни посол Добрынин, ни наш представитель в ООН Зорин ничего не знали о размещении ракет на Кубе. Они узнали от американцев.
- Вы хотите сказать, что это была чисто военная операция?
- Да, это была чисто военная операция.
-Ну, хорошо. Разместили в ход операции "Анадырь" ракеты. А дальше?
- В сентябре я в составе делегации под руководством Громыко вылетел в США на 15 сессию ООН. Отношения с американцами были в то время отличными. Особенно хорошие отношения сложились между министром иностранных дел СССР Андреем Андреевичем Громыко и госсекретарем США Дином Раском.
Дело в том что, Громыко и Раск познакомились еще до этого на встрече в Женеве и сошлись. Когда мы приехали в Нью-Йорк в сентябре, отношения у нас с американцами были, несмотря на надвигавшийся Карибский кризис, хорошие. Дин Раск и Громыко постоянно встречались в Нью-Йорке, но ни та, ни другая сторона ничего не сказали о каком-либо обострении отношений.
- Но ракеты-то ведь были уже размещены?
- Большинство было уже размещено, но американцы узнали об этом только 14 или 15 октября. Так вот в то время там были гастроли нашего Большого театра, и все с женами встречались на спектакле. А потом числа я сопровождал Громыко на встречу на нью-йоркской квартире Дина Раска. Встреча была тоже вместе с женами. Пока Громыко и Раск беседовали я развлекал жен. Под конец встречи жена американского госсекретаря Мериан Раск вдруг говорит мне: "Вот вы русские вроде бы хорошие и образованные люди, и зачем вам понадобилось устанавливать ракеты на Кубе?". Таким образом, впервые я узнал о том, что наши ракеты стоят на Кубе, от жены американского госсекретаря.
Я после встречи Громыко об этом сообщил. Он на это сказал, что американцы, похоже, хотят объявить нам войну, но "войны не будет!" Он запретил мне кому-либо об этой беседе говорить и делать какие-то записи. И тут же дал мне команду организовать ему встречу с президентом Кубы Освальдо Дортикосом, который тоже был на сессии ООН. Он хотел проинформировать кубинцев о том, что американцы пронюхали о ракетах, что будут давить на нас и Кубу, чтобы убрать эти ракеты, но до войны дело не дойдет. В ходе встречи с кубинским президентом разговор шел об обыденных вещах, а записочками они переписывались о главном, чтобы не говорить об этом вслух.
- Но ведь Громыко в это время и с Джоном Кеннеди встречался?
- С президентом США Громыко встретился 18 октября. И во время этой беседы Кеннеди посетовал на то, что мы поставляем Кубе наступательное оружие. Громыко отрицал поставку наступательного оружия, потому что относил ракеты к оборонительному оружию, а Кеннеди считал их наступательным оружием. Оба вкладывали в это понятие разный смысл. Вместе с тем, слово ракеты в беседе вообще произнесено не было ни с той, ни с другой стороны.
В это время у Кеннеди уже были снимки стартовых площадок и наших ракет на кубинской территории, но он решил пока молчать об этом, потому что меры противодействия американцами пока не были выработаны.
- Какова вообще была политическая ситуация в США?
- Боролись две группы. Одна - во главе с министром обороны Робертом Макнамарой и госсекретарем Дином Раском - рассчитывала договориться с СССР и готовила мягкий ответ на размещение ракет, а вторая, состоящая из военных ястребов, предлагала уничтожить ракеты на Кубе и пойти на конфликт с СССР. Благодаря контактам Раска и Громыко взяла верх более мягкая позиция - была объявлена морская блокада. В это время шла активная переброска наших войск и оружия на Кубу. Она еще не была завершена. Десятки кораблей с северных и южных портов СССР еще шли на Кубу, а с 22 октября наткнулись на барьер.
- Переписка между Кеннеди и Хрущевым началась после вашего приезда?
- Да. Первый раз Хрущев, по-моему, продиктовал телеграмму 24 октября.
- В чем была главная канва этой переписки?
- В переписки мы говорили, что Советский союз принимает все меры для того, чтобы не допустить вторжения американских войск на Кубу. Для этих целей Советский Союз готов пойти на самые решительные меры. Американцы требовали их вывода. Мы говорили о готовности вывести ракеты при условии, что американцы дадут гарантию не трогать Кубу. И вот 27 октября Хрущев впервые в своем послании сказал, что готов вывести ракеты. Договорились.
- Так это Хрущев предложил? Не Кеннеди?
- Это Хрущев предложил, что мы готовы вывести свои ракеты при условии, если вы дадите гарантию того, что вы не тронете Кубу. Там был целый ряд встреч по разным каналам. В общем, к 26 октября вырисовался компромисс, который Хрущев предложил в своем послании 27: мы забираем ракеты, выводим персонал, а вы не трогаете Кубу. Плюс еще уберете свои "Юпитеры" с турецкой территории. Кеннеди согласился, и 28 октября Кеннеди через американского посла в Москве согласился. Далее в Вашингтоне эти договоренности были соответствующим образом оформлены. Это делалось примерно месяц - полтора, договариваясь с американцами о деталях вывода наших ракет, демонтаже американских ракет в Турции, оформлении обязательств американцев не трогать Кубу и т.д. и т.п. Короче говоря, обе стороны в данном вопросе проявили трезвый реализм и решили не доводить дело до войны. Никакой паники в Москве не было. И самым спокойным человеком был Громыко.
- Испугались и мы, и американцы?
- Конечно. Но мы шли на риск намеренно. У нас была идея "тряхнуть" американцев. Поэтому мы, добившись гарантий защиты Кубы, добились и многого для СССР. Я вчера посмотрел мемуары Дина Раска, изданные в 1991 году. Он пишет, что урегулирование кубинского кризиса - это победа советской и американской дипломатии. То есть это - разумный компромисс. Выиграли обе стороны, я думаю, что мы даже больше выиграли, чем американцы. Во-первых, мы спасли Кубу, во-вторых, мы открыли путь к советско-американской последующей договоренности по ракетно-ядерным вооружениям.
- Вы считаете, что Карибский кризис был предтечей ракетно-ядерных переговоров между Соединенные Штатами и СССР?
- Да. Стороны поняли, что надо сокращать это оружие. Иначе еще один кризис и мы начнем друг друга забрасывать ядерными снарядами. Поэтому это был успех обеих сторон. Нельзя говорить, что это возвышение Америки или Советского Союза, нельзя говорить, что операция "Анадырь" - это авантюра. Например, я категорически не согласен с некоторыми нашими даже крупными деятелями типа Шелепина, который начале 1964 года, когда снимали Хрущева, обвинял его в том, что тот предпринял авантюру и поставил мир на грань войны. Это была продуманная, тщательно осуществленная военно-политическая акция по защите интересов не только Кубы, но и интересов СССР. Это была шоковая терапия для США.
