Экономическое влияние и процветание зависят не от территориальной протяженности страны, а от числа и эффективности транзакций, заключаемых ею с другими государствами. Именно по этой причине такие небольшие нации либо морские центры, как Голландия в 18 веке или Гонконг и Сингапур сегодня обладают большой экономической властью.
На первый взгляд кажется, что это очень странный вопрос. Может ли Россия - или любая другая нация-государство - быть слишком большой? Все империи прошлого, начиная с персов и римлян и заканчивая Габсбургами (Habsburg), Наполеоном (Napoleon) и Гитлером (Hitler), полагали, что расширение имперских владений приведет к соответствующему увеличению силы и влияния.
Но, посмотрите на этот факт с другой стороны, как предлагают авторы опубликованной в Вашингтоне Brookings Institution книги 'Сибирское проклятие'. Ее авторы - Фиона Хилл (Fiona Hill) и Клиффорд Гэдди (Clifford Gaddy) - разбирают в своей работе лишь один пример: историю России двух последних столетий (особое внимание уделено советскому периоду). Тем не менее, предложенный ими подход может иметь и более широкое применение при изучении сложной взаимосвязи географии, истории и человеческого общества.
Предлагаемый авторами книги аргумент прост. Когда во времена правления царской династии русские первооткрыватели миля за милей продвигались на восток до тех пор, пока не достигли берегов Тихого океана, они смогли завоевать самую обширную, самую тоскливую и самую безлюдную территорию в мире. Однако, русских империалистов настолько влекла мысль о присвоении себе как можно большего числа земель и нахождении своего 'предназначения', что они не смогли признаться себе в следующем: на разработку этих, покрытых вечными льдами, территорий потребуется гораздо больше ресурсов, чем те, которые могут быть затем извлечены из промерзшей сибирской земли.
Какой смысл был во всех этих прилагаемых усилиях, если стоимость перевозки древесины из тайги на запад в три раза превышала первоначальную цену на нее? Если на добычу газа из-под пластов вечного льда для последующей его продажи в Москве, требовалось в пять раз больше затрат, были ли подобные разработки так необходимы? И эта серьезная проблема для царской экономики, превратилась в еще большую проблему, когда власть в свои руки взяли советские бюрократы.
Однако, правители Советского Союза все вышеизложенные обстоятельства в качестве проблемы не восприняли. Свято веруя в торжество научного социализма, одержимые идеей, которую можно было бы назвать 'гигантоманией', они бросали деньги, сырье, миллионы рабочих рук на возведение крупных городов, литейных заводов и фабрик в одном из самых холодных регионов планеты.
Из 100 самых холодных городов, расположенных в Северном полушарии, 85 находятся в России, 10 - в Канаде и 5 - в Соединенных Штатах. Разрушение городов, построенных на северных территориях бывшего Советского Союза начиналось сразу после того, как они были возведены. Инфраструктура требовала постоянного ремонта, подача электроэнергии осуществлялась с хроническими перебоями. При 35 градусах ниже нуля происходило повсеместное разрушение стальных конструкций.
Все вышеизложенное несколько изменяет точку зрения политических стратегов на составляющие власти. Становится очевидно, что протяженность территории является не самым важным показателем. В декабре 2002 года советник президента Путина по экономическим вопросам обрисовал ситуацию следующими словами: Россия владеет 11,2% территории всего мира, но при этом в государстве проживает лишь 2,3% населения планеты и производится лишь 1,1% ВВП Земли.
Можно найти и другие примеры территорий, не считая Антарктиды, для которых, также подойдет это описание.
Так, широкомасштабную разработку лишенных воды территорий Сахары - за исключением добычи нефти - можно считать лишенной смысла. Большинство жителей Австралии мудро селится вокруг прибрежных территорий. Большинство канадцев живет в пределах 100 миль от границы с Соединенными Штатами; да и в самих США регулярно можно натолкнуться на сообщения об отсутствии населения в крупных равнинных районах страны. Причины, объясняющие трудности при территориальном расширении, определяются тяжелыми природными условиями.
В своей книге Хилл и Гэдди делают интересное предположение. Экономическое влияние и процветание измеряются не протяженностью территории, а числом и эффективностью заключаемых между различными странами транзакций. Именно поэтому такие мелкие нации и морские центры, как Голландия в 18 столетии, и Гонконг и Сингапур сегодня, обладают большой экономической властью. Эти территории наполнены предпринимателями, новыми идеями и с легкостью отвечают на все изменения технологии: сибирские бюрократы на территориях покрытых вечными льдами являются прямой их противоположностью.
Итак, стоит напомнить, что в международной политике сам по себе размер значения не имеет. Не смог бы Китай лучше справляться со своими громадными экономическими, социальными и экологическими проблемами, если бы вместо 1400 миллионов человек на его территории проживало 500 миллионов?
Речь идет не об аргументе в пользу маленьких наций, даже, если учитывать, что Дания, Ирландия, Голландия и Новая Зеландия стоят на правильном пути. Франция, Великобритания и некоторые другие более крупные европейские страны так же стоят на правильном пути развития: иными словами они поддерживают верный баланс между своей географической протяженностью, численностью населения, экономикой и обществом. Соединенные Штаты являются единственной страной, в которой, несмотря на географическую протяженность территории, регионы с изобилием природных ресурсов преобладают над теми, где господствуют тяжелые климатические условия.
