10 марта 2004 года. Посещать Россию - все равно, что совершать путешествие во времени. Не просто снова оказаться на более грязных, более запруженных улицах с грубой рекламой, но, в это время года, вернуться из весны опять в зиму.
Я побывал в Москве накануне выборов президента России. Ничто в полной мере не является тем, чем кажется. Мы обедали в старинном ресторане с запутанной внутренней архитектурой под названием "Кафе Пушкин", который был построен всего каких-то пару лет назад; мы восхищались Собором Христа-Спасителя 19-го века, который, в сущности, тоже является подделкой, поскольку он был полностью перестроен в 1990-е годы. Город охвачен своего рода сумасшествием, которое выражается в сносе старых и возведении новых построек. Восстановление? Они против этого.
Владимир Путин пользуется громадной популярностью, кроме, разве что, политики, но он - старомодный автократ. Российские телевещательные станции сегодня все у него под каблуком. Снова действует, хотя и под другой вывеской, Комитет государственной безопасности. А интеллектуалы в большинстве своем поспешили откланяться.
Если Вы хотите знать, какое впечатление производит бурно развивающаяся рыночная экономика без демократии, приезжайте сюда. Пока это еще не стало видением будущего, равно как и прошлого.
Мы были на Красной площади, когда леди с румянами на щеках уронила свой пластиковый пакет. Он полетел, подхваченный ветром, но мне удалось его поймать. Она хмуро поблагодарила меня, повернулась и пошла в сторону Кремлевской стены, где возложила букет роз перед бюстом Сталина. Она простояла перед этим изваянием жестокого старика с прищуренным взглядом, наверное, минут десять, как если бы молилась.
Я поймал себя на мысли, что мне хочется больше узнать про ее жизнь. Она была хорошо одета, вся в мехах. Быть может, она дочь кого-то из сталинской династии? Вдова маршала Красной Армии? Пожалуй, если бы я говорил по-русски, я бы это выяснил. Тогда мы смогли бы поговорить о том, скольких людей, по ее мнению, он убил. Двадцать миллионов? Больше?
Одним их самых странных и трогательных мест, которые я видел, является Новодевичье кладбище, укрывшееся за монастырем и, когда мы его посещали, наполовину засыпанное толстым слоем снега.
Аркадий Островский, человек "The Financial Times" в Москве, показал мне могилы Чехова и Гоголя, Станиславского и Шостаковича, а также целого сонма советских танкистов, большевистских интеллектуалов и партийных функционеров. Повсюду фотографии, бережно укрытые от непогоды: бородатые ленинцы 20-х годов и выдающиеся командармы второй мировой войны глядят на мир, который, как они верили, к 2004 году должен был благополучно стать полностью коммунистическим.
Тут покоится также и жена Сталина, Надя, которая, к его негодованию и отчаянию, застрелилась. На ее могиле высится заказанная диктатором скульптурная композиция. Православные кресты соседствуют с марксистским монументализмом. Это небольшой уголок, но в нем отложилось больше истории 20-го века, чем в любом другом месте, которое приходит мне в голову.
В то время я читал книгу о Сталине Симона Монтефиоре (Simon Sebag Montefiore); прежде я только бегло просматривал ее. Я не знал, что Сталин читал "Сагу о Форсайтах" (Forsyte Saga) Голсуорси (Galsworthy), а также произведения Оскара Уайлда (Oscar Wilde) и Теккерея (Thackeray). Я не знал, что он слушал музыку Верди (Verdi), тогда как Гитлер (Hitler) слушал Вагнера (Wagner).
Я не знал о его увлечении неким профессором Марром (Marr), докой в лингвистике, который считал, что марксистская революция покончит с путаным разнообразием языков, оставив после себя единый мировой язык. Возможно, Николай Марр является дальним родственником. Надеюсь, что это не так: он высказывает совершенно безумные идеи. Хотя, поскольку в Москве сегодня полным полно рекламных объявлений на английском языке, быть может, Дядюшка Ник и был прав, хотя все произошло не совсем так, как он надеялся.
