Советский диктатор был большим любителем кино и учил Эйзенштейна как надо снимать фильмы. Саймон Сибэг Монтефиоре познакомился с недавно рассекреченными документами Политбюро.
В каждой из резиденций Сталина был кинозал, а в последние годы кино стало для него не только любимым развлечением, но и источником политических идей. Из кинозала он порой и управлял советской империей: это была настоящая 'кинематократия'.
Сталин любил фильмы, но он был не просто поклонником киноискусства. Как показывают документы из бывших архивов КПСС и недавно рассекреченного личного фонда Сталина, он воображал себя неким верховным продюсером-режиссером-сценаристом и главным цензором: предлагал названия для фильмов, идеи и сюжеты, участвовал в работе над сценариями и текстами песен, поучал режиссеров и актеров, отдавал приказы переснять или вырезать эпизоды, и, наконец, давал санкцию на выход картины в прокат.
Так что, если в гитлеровском Третьем рейхе даже министр культуры и просвещения Йозеф Геббельс [так в тексте. На самом деле Геббельс занимал пост имперского министра народного просвещения и пропаганды - прим. пер.], не выполнял всех этих функций одновременно, то в Советской России Сталин считал себя (по нынешним меркам) Сэмом Голдвином (Sam Goldwin) и Харви Вайнстайном (Harvey Weinstein), Стивеном Спилбергом (Steven Spielberg) и Мартином Скорцезе (Martin Scorsese), Джо Эстерхазом (Joe Eszterhas) и Ричардом Кертисом (Richard Curtis) в одном флаконе.
После вечерних совещаний в своем кабинете Сталин приглашал присутствующих посмотреть кино, а затем пообедать. Пройдя во главе процессии по кремлевским коридорам и дворикам, он усаживался в первом ряду кинозала в Большом Кремлевском дворце вместе с Берией, Молотовым и 'главным по культуре' Андреем Ждановым. 'Что нам сегодня покажет товарищ Большаков?' - спрашивал Сталин. Перепуганный министр кинематографии Иван Большаков [так в тексте. Официально должность Большакова называлась - председатель Комитета по делам кинематографии - прим. перев.] должен был угадать настроение Сталина. Если тот был в хорошем расположении духа, можно было рискнуть и предложить для просмотра новый советский фильм.
Сталин крайне серьезно относился к своей роли главного цензора. Он был вполне согласен с ленинским изречением: 'Важнейшим из искусств для нас является кино'. С начала 1930х гг. он держал всю гигантскую киноиндустрию Советского Союза под неусыпным надзором, не только внедряя социалистический реализм, но и поощряя веселые джазовые комедии.
Посмотрев в 1934 г. первую из таких комедий - 'Веселых ребят' Григория Александрова, он был так доволен, что вызвал режиссера: 'Я чувствую себя как после месячного отпуска!'. Потом он сострил: 'Заберите ее у режиссера! Он может ее испортить!' Сталин заказал еще три джазовые комедии, в том числе свою любимую 'Волгу-Волгу' (1938 г.). В его бумагах я нашел переписанные от руки слова одной из песен к фильму: 'Легко на сердце от песни веселой/ Она скучать не дает никогда/ И любят песню деревни и села/ И любят песню большие города'.
Сталин интересовался каждым режиссером и каждым фильмом: в архивах сохранились предложенные им названия и собственноручные списки сценаристов, которых во многих случаях вызывали к самому маэстро для инструктажа. Там же есть и масса пронумерованных по пунктам замечаний к самым разным фильмам, например 'Аэрограду' Александра Довженко (1935 г.).
Еще детальнее он интересовался фильмами, где сам выступал в качестве одного из персонажей: так, он давал указания Алексею Каплеру, когда тот писал сценарий к фильму Михаила Ромма 'Ленин в восемнадцатом году' (позднее Сталин разгневался на Каплера, когда тот стал первой любовью его дочери Светланы, и Каплер был арестован). Когда война с нацистской Германией была уже не за горами, Сталин приказал расстрелять двух наркомов, ведавших кинематографом, и начал заказывать фильмы, пропагандирующие его новую национал-большевистскую парадигму, поручив Сергею Эйзенштейну снять 'Александра Невского' (1938) - картину о русском полководце, разгромившем завоевателей-тевтонов.
Архивные документы показывают, насколько внимательно Политбюро следило за деятельностью именно этого режиссера. После триумфального успеха его фильмов, например 'Броненосца 'Потемкин'' (1925), Эйзенштейн отправился в Голливуд, но затем вернулся. В разговоре с одним из ближайших соратников - Кагановичем - Сталин заметил, что Эйзенштейн - 'троцкист, а то и хуже', но при этом 'очень талантлив'. Каганович хотел запретить Эйзенштейну ставить фильмы (да и вообще расстрелять его), поскольку 'мы не можем ему доверять; он растратит миллионы, но не даст нам ничего, потому что он против социализма', однако Молотов и Жданов отстояли режиссера, и Сталин встал на их сторону.
Уже после начала войны Сталин поручил Эйзенштейну поставить величайший в его жизни блокбастер - 'Ивана Грозного' (первая часть выпущена в 1945 г., вторая появилась на экране только в 1958) - историю о царе, которого сам Сталин брал за образец. Первая часть привела его в восторг, но вторая, где Иван развязывает собственный безумный 'большой террор', вызвала совсем иную реакцию. В 1947 г. Большаков показал ему законченный вариант второй части - она ужаснула Сталина: 'Это не фильм, а кошмар!'
Эйзенштейн в отчаянье обратился к Сталину и был вызван на 'мастер-класс'. Иван был сталинским 'альтер эго'. Обрушиваясь на эйзенштейновского Ивана, он защищал самого себя: 'У вас царь нерешителен, он напоминает Гамлета. Иван же был великим, мудрым. . .'. Жданов, присутствовавший при разговоре, вставил реплику: 'Иван Грозный в трактовке Эйзенштейна выглядит истериком'. Потом Сталин сделал красноречивое замечание: 'Иван слишком долго целуется с женой'.
Сталин действительно отличался крайней чопорностью: однажды, когда Большаков показал ему фильм, где был эпизод с обнаженной танцовщицей, тот спросил: 'Вы что, Большаков, содержите бордель?' и в гневе выскочил из зала. В 'Волге-Волге' Сталина шокировал страстный поцелуй взасос, и он с такой яростью приказал его вырезать, что на некоторое время поцелуи в советских фильмах были запрещены.
На том же 'семинаре по режиссерскому искусству' Сталин говорил с Эйзенштейном о собственном терроре: 'Иван был очень жесток. Вы можете показать, что он был жесток. Но вы должны показать, почему он должен был быть жестоким'. Помимо всего прочего, борода Ивана оказалась слишком длинной. Эйзенштейн пообещал укоротить бороду и поцелуй - а также обосновать жестокость.
В ходе таких вечерних киносеансов Сталин после окончания фильма обычно спрашивал: 'Где мы уже видели этого актера?' Часто он приглашал к обеду актеров, игравших в фильмах его самого. Однажды он спросил лучшего из таких 'Сталиных': 'Как вы собираетесь играть Сталина?' 'Таким, каким люди его видят', - ответил сообразительный актер. 'Правильный ответ', - одобрил Сталин и подарил ему бутылку коньяка.
После сеанса Сталин обращался к своему любимцу - такому же 'интеллигенту', как и он сам: 'А что нам скажет товарищ Жданов?' Иногда он отпускал шутки в адрес режиссера: 'Если этот никуда не годится, мы подпишем ему смертный приговор'. На следующий день Большаков звонил режиссерам, и пересказывал им сталинские замечания, не называя источника.
Как-то Большаков выпустил фильм в прокат, не спросив Сталина, который в это время был в отпуске. На следующем просмотре Сталин спросил его: 'По чьему указанию вы выпустили фильм?' У Большакова кровь застыла в жилах: 'Я посоветовался и решил'. 'Вы посоветовались и решили, вы посоветовались и решили, - нараспев повторил Сталин. - Вы решили'. После этого он вышел в зловещем молчании. Через какое-то время, он снова заглянул в зал: 'Вы правильно решили'.
Большаков не зря покрывался холодным потом: во время этих сеансах решались вопросы жизни и смерти. Когда у киномеханика однажды сломался аппарат, и при этом пролилась ртуть, его арестовали по обвинению в попытке отравить Сталина. Если Сталин был в плохом настроении, Большаков показывал одну из его старых любимых картин, или, что еще лучше, иностранный фильм. Вечной темой для острот служил тот факт, что переводить фильмы должен был сам Большаков, но английского тот не знал, и поэтому целыми днями вместе с переводчиком 'заучивал' реплики из фильмов.
Сталинские придворные покатывались со смеху, когда Большаков 'переводил' то, что и так было очевидно: 'Вот он бежит. Остановился. . .'. 'А сейчас что он делает?' - хохотал Берия. Но Сталин ни разу не пригласил профессионального переводчика: он был человеком привычки, к тому же Большаков ему нравился (он благополучно пережил сталинскую эпоху, занимал при Хрущеве должность замминистра торговли и умер в 1980 г.).
После войны Сталин 'унаследовал' фильмотеку Геббельса; ему нравился Чаплин и фильмы вроде 'В старом Чикаго' (1937 г.) и 'Это случилось однажды ночью' (1934). В архиве я нашел документ с заказом для просмотра на 'Тарзана - человека-обезьяну' (1932). Вестерны со Спенсером Трейси (Spencer Tracy) и Кларком Гейблом (Clark Gable) также были среди любимых картин Сталина. Похоже, этот одинокий, безжалостный эгоцентрик, одержимый мессианством, отождествлял себя с одиноким ковбоем, въезжающим в город с дробовиком наперевес, чтобы вершить жестокое правосудие. Поэтому ему нравились работы Джона Форда (John Ford) и Джона Уэйна (John Wayne).
Хрущев вспоминал, как Сталин критиковал ковбойские фильмы с 'идеологических позиций' - а потом заказывал новые для просмотра. Однако, при всем наслаждении, которое у него вызывали эти фильмы, по утверждению одного источника, Сталин однажды после такого показа заявил, что Уэйн, ярый антикоммунист, представляет угрозу делу социализма, и его надо убить. Произнес он это спьяну в предутренний час, или говорил всерьез, Сталин обладал такой властью, что, так или иначе, а приказ надо было выполнить. Утверждается, что в Лос-Анджелес даже была отправлена группа убийц, но им не удалось разделаться с Уэйном до того, как умер Сталин. Встретившись с 'Герцогом' в 1958 г., Хрущев рассказал ему, что 'это решение было принято Сталиным в его последние безумные годы. Я отменил приказ'.
Сталин не только внедрял политику в кино, но и проецировал кино на реальность: судя по всему, он все больше верил, что в фильмах - все правда, и основывался на них при принятии политических решений. Сталин с наслаждением смотрел фильмы, где грабители убивали своих подельников: 'Ну что за парень! Смотрите, как он это сделал!' Хрущев находил это 'крайне угнетающим'. Он восхищался гангстерскими фильмами, и однажды даже сказал Черчиллю, что Молотов должен остаться в Чикаго 'вместе с остальными бандитами!'
В годы войны он часто использовал кино в качестве инструмента дипломатии, как своего рода убедительный довод: в ходе первого визита Черчилля в Москву его пригласили посмотреть 'Разгром немцев под Москвой' (1942). Какими бы примитивными они ни казались постороннему, эти киносеансы были такой же частью имперского ритуала при дворе 'красного царя', как изощренные церемонии, совершавшиеся французскими дворянами в Версале вокруг ночного горшка короля.
Сталин благоволил к Жданову - тот был его любимцем среди прочих вождей, престолонаследником, 'интеллигентом, как и он сам', и поэтому всегда первым спрашивал именно его, что тот думает о фильме. Человек, которого Сталин приглашал сесть рядом с собой, приобретал своего рода иммунитет. Но в этом порой и выражались внешнеполитические взгляды Сталина: в конце войны у него в гостях была группа американских генералов и политиков. Однако, когда дело дошло до киносеанса, Сталин велел заместителю наркома иностранных дел Кавтарадзе - своему старому приятелю еще по Грузии - сесть рядом с ним. 'Не могу', - сказал Кавтарадзе. 'Почему? - спросил Сталин. - А-а, ты с гостями!' И Сталин, покоривший к тому времени почти всю Восточную Европу, произнес с пьяным презрением: 'А пошли они на . . .! ("Fuck them!")'
Посмотрев фильм об адмирале Ушакове - флотоводце времен Екатерины Второй - он под его воздействием вдруг решил строить гигантский флот. Когда он собрался увеличить налогообложение и без того нищих крестьян, и ему сказали, что они слишком бедны, и не в состоянии платить налог, Сталин сослался на один из советских пропагандистских фильмов, не имевший ничего общего с действительностью. В другой раз, увидев в пропагандистской картине ракету, он отдал приказ о разработке нового вида вооружений.
После таких кинопоказов он обычно говорил: 'Посмотрим еще один?' или 'Кто за то, чтобы пойти обедать?' Время от времени он приглашал кого-то из актеров или режиссеров на обед вместе с остальными. Неудивительно, что 28 февраля, в последнюю ночь перед ударом, он тоже смотрел кино.
Тем не менее, этот убийца и киноман все время делал вид, что всего лишь дает 'советы' своим кинематографистам. 'Вы свободный человек, - любил говорить он. - Вы не обязаны меня слушать. Это просто предложение обычного зрителя. Вы можете его принять или отклонить'. Но все режиссеры, естественно, принимали его предложения.
Книга Саймона Сибэга Монтефиоре 'Сталин: при дворе 'красного царя'' недавно получила премию British Book Awards как лучшая книга года по истории.
