О характере книги можно судить уже потому, что она удостоилась хвалебной рецензии Эрика Хобсбаума [Eric Hobsbawm, известный британский историк-марксист - прим. перев.], нераскаянного коммуниста, до сих пор утверждающего, что людоедская советская система была стоящим экспериментом. Для искушенного читателя положительный отзыв Хобсбаума о книге об СССР - все равно что рекомендация Суини Тодда [Sweeny Todd - 'кровавый брадобрей с Флит-стрит' - легендарный лондонский убийца, перерезавший горло своим клиентам - прим. перев.] относительно того, где лучше побриться.
И уж будьте уверены: Моше Левин (Moshe Lewin) очень скоро окажется возле вас с бритвой в руках. Помимо того, что он является специалистом по русской истории и преподавал в университете Пенсильвании, никакой информации о нем издатели нам сообщить не удосужились, хотя Хобсбаум дает кое-какое представление о его возрасте, сообщая, что в годы второй мировой войны он воевал в составе сталинской армии. Тяжеловесный, бюрократический язык, которым написана книга, несомненно воскрешает в памяти сталинскую эпоху. Кроме того, если судить по его произведению, Левин - до крайности озлобленный и вздорный старик!
У вас, несомненно, уже возник вопрос: для чего я вообще взялся читать и рецензировать столь старомодную книгу? Однако стоит вспомнить, что марксизм никогда полностью не выходит из моды, что о реалиях СССР, в отличие от нацистской Германии, нам напоминает не так уж много художественных и документальных фильмов, и что всегда найдутся впечатлительные люди, легко попадающие под влияние так называемых 'новых интерпретаций' истории.
Тезис Левина о том, что 'развитие России в 20 веке следует рассматривать не только с идеологических позиций, но и с точки зрения социальной истории', в принципе имел бы право на существование, если бы книга не представляла собой скрытую апологию советского социализма. В арсенале автора - и коммунистический 'новояз', и ядовитые филиппики в адрес Запада в духе 'Правды', например: 'Холодная война с ее напряженностью и весь комплекс мер, разработанных Западом (при ведущей роли разведслужб), чтобы выявить малейшую слабину в лагере противника - не плод маниакального воображения'.
Очень быстро становится очевидным, что Левин имеет на Запад здоровенный 'зуб'. Среди прочего он обвиняет нас в 'демонизации' Сталина - довольно странное заявление, особенно если учесть, что сам автор называет его 'полубезумным актером', подверженным припадкам 'слабоумия', а его окружение - 'человеческими отбросами'. Рассказывая о том, как диктатор ради удовольствия приказал притащить к себе в кабинет обреченного на смерть - а пока всего лишь жестоко избитого - маршала Тухачевского, Левин замечает: 'Перед нами маньяк'. Что ж, ни убавить, ни прибавить.
В этой непоследовательности - а она проявляется по всей книге - есть своя извращенная логика: ненависть Левина к Западу сравнима разве что с его благоговением перед Лениным. Поэтому он всячески обыгрывает сталинские зверства, представляя их не как неизбежное следствие диктаторского строя, установленного в ходе революции и 'красного террора' - дела рук самого Ленина - а как аномалию, которую Ленин предвидел. Отсюда его дальновидная рекомендация вывести Сталина из Политбюро, которую он дал незадолго до смерти. Этот тезис давно набил оскомину и уже не раз опровергался, но что поделать: Левин, похоже из тех, кого новаторские идеи не посещали уже много-много лет.
Еще одна весьма неприятная черта рецензируемой книги связана с постоянным стремлением автора представить себя в качестве дотошного исследователя (так, он приводит некоторые до жути точные цифры: в 1921-53 гг. в СССР по политическим причинам было арестовано 4060306 человек, из них 799455 человек были казнены); при этом он просто игнорирует или высмеивает любые данные, расходящиеся с его постулатами. К примеру, он вообще не упоминает о фундаментальном труде Энн Аппельбаум (Ann Applebaum) по истории ГУЛАГа.
В соответствии с идеологическими установками, лежащими в основе этой якобы 'деидеологизированной' работы, Левин подчеркивает, что после Сталина условия содержания политических заключенных улучшились, напоминая нам, в частности, что они получили право подавать апелляции, а беременным женщинам увеличили паек. Однако он полностью обходит молчанием другой вопрос: почему после окончания периода сталинских репрессий столько людей оставалось за решеткой? Его полная неспособность хотя бы задуматься об этой и других важнейших проблемах вызывает в памяти реакцию Молотова, уже в преклонном возрасте, на вопрос, насколько оправданы были московские 'показательные процессы' второй половины тридцатых годов. Молотов просто не понял, о чем его спрашивают: для него репрессии против оппонентов режима были делом совершенно естественным.
Что же касается постсоветской России, то Левину просто не хватает слов, чтобы живописать переживаемый ею упадок. В конце книги его реакционные убеждения проявляются открытую, когда он с симпатией цитирует одного российского писателя, на Западе никому не известного, но явно близкого ему по взглядам: 'Когда-нибудь русская революция получит такое же признание, что и революции на Западе - признание, которое, будем надеяться, откроет путь к возрождению России'.
Много лет назад моя работа заключалась в том, чтобы просматривать свежие номера 'Правды', пачкаясь типографской краской. По прочтении этой книги у меня тоже появилось желание вымыть руки. Отказавшись ее печатать, издатели бы просто оказали автору услугу; в то же время она небесполезна - по принципу 'от противного'. Представленная в ней искаженная картина прошлого - затхлая, националистическая и пронизанная ненавистью к Западу - напоминает о том, что сторонники советского социализма неисправимы. В этой связи возникает грустная мысль: если в путинской России будут поощряться антилиберализм, шовинизм и ностальгия по советскому прошлому, мы, возможно увидим еще немало подобных книг.
Среди книг, написанных Джорджем Уолденом - 'Новые элиты' ('The New Elites'), опубликованная издательством 'Penguin'
