Что бы вы выбрали для столицы своей страны - теракт в центре или семь дней беспорядков на окраинах? После июльских событий многие лондонцы, скорее всего, предпочтут последнее. Ущерб от взрывов в метро намного превосходит стоимость недавних волнений в восточных предместьях Парижа.
Несколько полицейских получили травмы, а одна женщина - серьезные ожоги в результате нападения на автобус, в котором она ехала. Но, за исключением двух подростков, чья случайная смерть и спровоцировала мятежи, никто не погиб. Что касается поврежденной собственности, французские страховщики постепенно привыкают к выплате компенсаций владельцам сгоревших автомобилей - судя по всему, поджег транспорта стал любимым времяпрепровождением местных хулиганов. Что ж, в следующем году, друзья мои, ожидайте повышения страховых взносов.
Никто не знает, сколько молодых людей вышло на улицы на прошлой неделе, но наверняка несколько сотен. В то же время исполнителей терактов 7 июля можно пересчитать по пальцам одной руки.
В настоящее время Великобритания и Франция столкнулись с одной и той же проблемой, но есть веские причины считать, что у последней все более серьезно, особенно теперь, когда волнения распространились и на другие города. Но в чем же заключается эта проблема? Николя Саркози (Nicolas Sarkozy), честолюбивый глава французского министерства внутренних дел, назвал мятежников "отбросами" и пообещал "пройтись пылесосом" по районам, где произошли вспышки насилия.
Это дало повод его врагам (и, не в последнюю очередь, его сопернику в борьбе за право сменить болеющего Жака Ширака на посту президента, абсурдно тщеславному Доминику де Вильпену (Dominique de Villepin)) возложить вину за нынешние беды на Саркози и его деспотичный подход к полицейскому надзору. А враги с правого фланга винят во всем иммиграцию. Ведь, в конце концов, машины горят в пригородах, где преобладает иммигрантское население.
На самом деле, Саркози затеял умную, но рискованную игру. Он уже постарался заручиться поддержкой иммигрантов, предложив программы правовой защиты уязвимых слоев населения и предоставление права голоса негражданам, которые давно живут в стране. Теперь он хочет показать правым, что умеет быть жестким. Вопрос в том, является ли эта смесь кнутов и пряников эффективным лекарством.
Проблема не в иммиграции как таковой, а в недостатке интеграции. Во Франции процент граждан, рожденных за пределами страны, выше, чем в любой другой европейской стране - более 10%. Но это наследие иммиграционных процессов прошлого, а не настоящего. Сейчас уровень иммиграции в стране невысок, и французы известны своей черствостью по отношению к тем, кто ищет политического убежища.
В наши дни большинство приезжих - это те, кто хочет воссоединиться с родственниками, которые живут во Франции уже годы, а то и десятилетия. Проблема в том, что они переезжают в гетто с ужасными экономическими перспективами. Уровень безработицы среди жителей, рожденных за границей, более чем в два раза превышает средний по стране, который и так достаточно высок - 9%. Иммигранты слишком массово представлены и во французских тюрьмах. Показательно, что почти все арестованные за беспорядки на настоящий момент - это сыновья или внуки иммигрантов. Истории их жизни - это печальные повести о плохой учебе и невозможности найти работу, что толкает подростков на путь мелких преступников.
Иммиграция не должна означать изоляцию от общества. Большинство людей приезжают из бедных стран в богатые с самыми благими намерениями: они хотят упорно работать и добиться лучшей жизни для себя и своих детей. Я пишу эту статью в США - стране, основанной на иммиграции. Но Америка уже давно овладела искусством интегрировать новичков в свое общество.
Не так давно я посетил начальную школу в Техасе, недалеко от мексиканской границы. День начался с того, что весь класс хором исполнил вот такую незатейливую песенку: "Я горжусь, что я американец, американец, американец. Я горжусь, что я американец. Жить в США - хорошо!" Перебор? Возможно. Но детишки пели с неподдельным удовольствием. Все они мексиканцы по происхождению.
Стремление американизировать иммигрантов принимает самые различные формы. Однако чтобы получить право на гражданство, вы должны продемонстрировать не только владение английским, но и "знание и понимание основ истории, принципов и формы правления Соединенных Штатов", ответив на многочисленные вопросы, например: "Кто сказал: "Дайте мне свободу или смерть?"". Ответ (который я, кстати, не знал) - Патрик Хенри (Patrick Henry), революционер из Вирджинии.
Мой любимый вопрос - "Кто помогал пилигримам в Америке?". Правильный ответ - "американские индейцы/коренные американцы" - это яркий пример стремления Америки делать упор на положительные моменты. Только правильно ответив на вопросы, вы получите право принести Присягу на верность. И только после того, как вы торжественно пообещаете отказаться от верности всем иностранным державам, соблюдать Конституцию и, при необходимости, защищать Соединенные Штаты, вы, наконец, станете гражданином США.
Это работает. Хорошо помню день, когда моя домработница в Нью-Йорке - боливийка по происхождению - сдала экзамен, принесла присягу и стала гражданкой Америки. Она была на седьмом небе от счастья. "Что вы собираетесь делать теперь?" - поинтересовался я. "Поступить на юридический", - ответила она. И поступила.
Все это наводит на мысль, что проблема Европы частично кроется в экономике. На свободном рынке Америки иммигранты находят работу, а вероятность, что они окажутся безработными, примерно такая же, как и у людей, родившихся в США. Однако вторая часть проблемы заключается в том, что европейцы не прилагают достаточных усилий, чтобы интегрировать иммигрантов в свою культуру.
Как раз, наоборот, во имя "культурного многообразия" мы поощряем их сохранять свои языки и привязанности. Великобритания ввела тест для будущих граждан на знание английского только в прошлом году, а тест на знание "жизни в Соединенном Королевстве" - лишь в прошлый вторник.
Что представляет собой этот тест, который, кстати, мог бы получить название "Тест Бланкетта" по имени разработавшего его министра внутренних дел (David Blunkett), но это название уж слишком прочно ассоциируется с тестами иного рода (имеются в виду тесты ДНК, при помощи которых Бланкетт пытался доказать, что является отцом двух детей своей замужней любовницы - Прим. пер.), по сравнению с американским аналогом?
Тест состоит из 24 вопросов. Необходимо правильно ответить как минимум на 75% из них. Быть может, вы уже сожалеете, что его не прошли 140 тыс. человек, которые получили гражданство в прошлом году? Однако самое удивительное в этом экзамене - совершенно отличный от американского варианта тон.
Почти все вопросы связаны с сегодняшней Великобританией, например, "Где говорят на диалектах джорди, кокни и скауз?" (Правильный ответ, надо думать, "на Би-Би-Си"). По британской истории только один вопрос: ну ладно, два: "Откуда в прошлом в страну приезжали иммигранты? Какую работу они выполняли?" Даже не принимая во внимание тот факт, что, чтобы осветить тему более или менее полно, потребуется не меньше трех страниц (если, конечно, правильный ответ не "Отовсюду" или "Вот ты мне и скажи"), мне показалось невероятно удручающим, что это все знания о прошлом Великобритании, которых мы ждем от новых подданных Ее Величества.
В американском тесте, напротив, четверть вопросов посвящены истории, плюс еще 50 - Конституции, которая сама по себе является историческим документом.
Ирония ситуации в том, что сейчас именно американцев, а не европейцев, снедает тревога из-за социальных последствий иммиграции. За несколько недель, проведенных в Калифорнии, я нередко слышал выражение беспокойства по поводу роста латиноамериканского населения в штате и стране.
Мой коллега из Института Гувера, Виктор Дэвис Хэнсон (Victor Davis Hanson), опасается, что вскоре будет жить в "Мексифорнии". Подобные страхи не так давно озвучил и Сэмюэль Хантингтон (Samuel Huntington) из Гарварда. Лишь на прошлой неделе бывший губернатор Колорадо, демократ Дик Лэмм (Dick Lamm), выступил в Вашингтоне с поразительной речью, в которой предсказал, что "Америку уничтожат" культурное и языковое многообразие и виктимология.
Конечно, их беспокойство справедливо. Америка должна защищать свои традиции эффективной экономической и культурной интеграции. Но по мере продвижения моей иммиграции в США, я начинаю все больше волноваться за Европу. Потому что мексиканцы - это не марокканцы (вспомните о религии). И США еще не перенесли историческую эктомию в стиле Бланкетта. Да и пламя дезинтеграции здесь - в отличие от Франции - пока не бушует.
Найэлл Фергюсон - профессор истории в Гарварде и старший научный сотрудник Института Гувера Стэнфордского университета.
