Рассказывают - хотя, возможно, это и просто байка, - что в 80-х годах, когда в советских частях, стоявших в Восточной Германии, проводились занятия по политграмоте, офицеры ВВС, известные своим легким отношением к субординации, частенько эти занятия пропускали и вместо клуба собирались в буфете. Однако к ним тут же приходил мягкий и обходительный гэбист и увещаниями вперемешку с лестью пытался загонять их обратно. Между собой офицеры называли его 'начальником клуба'. Звали же гэбиста Владимир Путин.
С тех пор прошло двадцать с лишним лет, и вот наш гэбист - снова 'начальник клуба'. Теперь уже клуба богатейших стран мира, 'Большой восьмерки', председательство в которой с начала этого года перешло к России. Еще не так давно, если бы кто-то сказал, что Путин будет стоять во главе организации рыночных демократических стран, автора такого заявления сочли бы явным оптимистом, хотя вряд ли сказали бы, что это в принципе невозможно. Однако тот путь, каким пошла Россия при президенте Путине, довольно трудно согласовывался с самой идеей ее членства в 'восьмерке' даже тогда, когда скандала с поставками газа на Украину еще не было. Итак, отношения России с Западом медленно, но верно и со все нарастающей скоростью, стали меняться к худшему.
Почему? Где же произошла перемена? Думается, не в самом Кремле, но в его восприятии за пределами России. С самого начала лидеров иностранных государств, как и российских избирателей, привлекло в Путине то, что он разительно отличался от своего переменчивого и непредсказуемого предшественника Бориса Ельцина. Путин был трезв, по-деловому собран и создавал впечатление надежности и твердой решимости достичь и поддерживать макроэкономическую стабильность.
По словам либерала Андрея Илларионова, советника Путина по экономике, 'вечно инакомыслящего' - в декабре он наконец-то ушел с этого поста в знак протеста против давления на политическую и экономическую свободу в стране, - главной поворотной точкой стало дело "ЮКОСа", начатое в июле 2003 года. Однако это не совсем так: те тенденции, которые так беспокоят международное общество во время второго президентского срока Путина, довольно ясно просматривались еще во время первого - в 2000-2004 годах. Тут и преследование выбившихся 'из грязи' богачей, и централизация политической власти, и подавление независимой прессы, не говоря уже о кровопролитной войне в Чечне.
Правда, некоторые западные дипломаты тогда годами не снимали розовых очков и ошибочно посчитали, что решение Путина о сближении с США после событий 11 сентября представляло собой стратегию, в то время как сейчас в нем явно видны все признаки тактики. С годами изменились обстоятельства, а с ними у Путина снова вышли на передний план старые инстинкты, приобретенные еще в КГБ. Во внешней политике это означало возвращение к дипломатии как к игре 'с нулевой суммой' и стремление к восстановлению великодержавного статуса, в частности с помощью экспорта энергоносителей, при полной убежденности в том, что весь остальной мир думает и действует точно таким же образом. Прошлой зимой Россия вмешалась в ход выборов на Украине, тем самым лишний раз продемонстрировав, что для Путина демократический процесс есть отнюдь не цель, но лишь средство легитимизации власти. Украинские события раскрыли глаза и тем людям на Западе, кто еще надеялся, что реваншистскую внутреннюю политику можно как-то отделить от внешней.
Ничто из этого, заметим, не означает, что России и Западу в принципе не суждено работать вместе. Например, именно это они пытаются сделать в иранском вопросе. Какими бы ни были коммерческие интересы России в иранской программе мирных атомных исследований, отношение Кремля к Тегерану, по словам специалиста по нераспространению ядерных технологий из московского Центра Карнеги Розы Готтемеллер (Rose Gottemoeller), 'быстро меняется'. Дело, кроме всего прочего, еще и в том, что с расширением круга стран, имеющих атомные бомбы, девальвируется ядерный статус и самой России, который она так лелеет. На этой неделе Сергей Лавров, министр иностранных дел России, подчеркнул, что главными факторами остаются режим нераспространения ядерных технологий и мораторий на проведение Ираном работ по обогащению урана. Путин снова заговорил о возможности проведения совместной российско-иранской программы по обогащению ядерных материалов на территории России; иранцы на это сказали, что подумают.
Однако даже в иранском вопросе налицо несоответствие интересов. Русские в этом кризисе видят прежде всего то, что он открывает для них новые возможности. Россия, по выражению Бобо Ло (Bobo Lo), сотрудника лондонского Королевского института международных отношений (Royal Institute of International Affairs), никогда не откажется подержать ситуацию под 'контролируемым давлением', то есть в такой дипломатической позиции, когда до конфликта осталось совсем чуть-чуть, и, следовательно, Россия - как уже было перед самой войной с Ираком - благодаря своему месту в Совете Безопасности ООН получает дополнительные рычаги влияния. Причем эти рычаги становятся бесполезными в двух случаях: либо если русские просто идут одним путем с американцами и европейцами, либо если напряженность быстро рассасывается. Если все это учитывать, то становится вполне понятно, почему господин Лавров утверждает, что наложение санкций на Иран - 'это не лучший и не единственный способ решения проблемы'.
В те считанные месяцы, что остались до июля, когда в Санкт-Петербурге пройдет саммит 'Группы восьми', круг источников трения между Россией и ее партнерами по этой организации наверняка не ограничится новогодним газовым скандалом. В марте на Украине пройдут парламентские выборы, а газовое дело, хотя и выглядит столь же коррупционным, сколь и политическим, в любом случае показало, что Кремль вовсе не 'признал свое поражение' на Украине, как об этом было принято думать. Кроме того, в марте пройдут выборы и в Беларуси, где правит жестокий авторитарный режим. И там Москва снова будет утверждать, что отстаивание Западом свободы выборов - это наглое вмешательство в дела российского 'ближнего зарубежья'.
Стандартная реакция Запада на действия Путина уже вроде бы сформировалась - периодические мягкие упреки вслух (вспомним, например, как госсекретарь Америки Кондолиза Райс пожурила Россию за газовый скандал), перемежающиеся, для равновесия, совместными появлениями на публике, свидетельствующими о немедленном примирении. Что касается Ангелы Меркель (Angela Merkel), нового германского канцлера, то в ее публичных выступлениях во время визита в Москву на этой неделе проскочили упоминания о Чечне и введении российскими властями ограничений на деятельность неправительственных организаций, что знатокам дипломатического 'языка жестов' намекает на долгожданное ужесточение позиции Германии.
И все же оконфузить Путина в Санкт-Петербурге мало кому хочется, хотя некоторые американские конгрессмены и продолжают к этому призывать. Как сказал Илларионов, лидеры остальных семи мировых держав, приехав на саммит, как бы распишутся в поддержке нынешних действий России. Правда, как он сам печально признает, здесь они мало что могут поделать.
- Мы хотели бы оставить о себе совсем не такое впечатление, - говорит один американский чиновник. От него же мы услышали, что Россию нельзя изолировать - от этого ситуация только еще усугубится.
А там будет уже недалеко до парламентских и президентских выборов в самой России - законодателей будут выбирать в конце 2007-го, президента - в начале 2008 года. От них Андрей Илларионов просто отмахивается: 'В несвободной стране, такой, как нынешняя Россия, выборы мало что значат'. С точки зрения внешней политики он, вполне вероятно, прав - любой преемник, которого выберет Владимир Путин, наверняка предложит избирателям то же сочетание жесткости и - в зависимости от обстоятельств - прагматизма. Кстати, его главным соперником, скорее всего, станет какой-нибудь громкоголосый националист - эту же страшилку в свое время использовал Ельцин, чтобы убедить встать на свою сторону и избирателей, и представителей иностранных интересов.
Один из наиболее вероятных претендентов на главное кресло страны - министр обороны и заместитель премьер-министра Сергей Иванов, еще один российский политик, который снаружи более 'западен', чем внутри. Выступив недавно со статьей в газете Wall Street Journal, он отметил, что у России появляются новые угрозы национальной безопасности, для устранения которых может потребоваться военная сила. 'Среди наиболее вероятных из них, - написал этот бывший офицер КГБ, - вмешательство во внутренние дела России со стороны иностранных государств'.
