Министр сказал, что слияние приведет к либерализации владения акциями и к созданию одной из крупнейших компаний в мире. Вот его слова: "Я вижу, как она преобразуется в гигантскую диверсифицированную энергетическую компанию, занимающуюся не только газом, но и нефтью, и электричеством". Ох, извините, речь идет не о французском премьер-министре Доминике де Вильпене (Dominique de Villepin), объявляющем о том, что церемония бракосочетания между крупными энергетическими фирмами Франции Gaz de France и Suez подготовлена и непременно состоится. Это слова шефа "Газпрома" Алексея Миллера, говорящего о приобретении в прошлом году его компанией российской государственной нефтяной фирмы.
Несомненно, есть определенное и весьма неудобное сходство между нынешним настроем Евросоюза и поведением российского капитализма, направляемого государством. Похоже, что правительство Франции благожелательно смотрит на план создания этакого галльского "Газпрома" - махины с хорошими связями и мощным политическим влиянием. У Франции, Италии и Люксембурга есть свои небольшие списки ведущих национальных компаний, которые, по их мнению, должны обладать иммунитетом против иностранного владения. Испанское правительство предпочитает иметь доморощенного энергетического гиганта вместо того, чтобы пассивно созерцать процесс перехода местной компании в руки немецкой корпорации. И так далее (см. статью).
За всем этим кроется явная убежденность в том, что национальная принадлежность собственности имеет значение; а также скрытое мнение о том, что иностранные фирмы могут играть роль агентов зарубежных государств (хотя такие подозрения не имеют почти никаких практических доказательств). Таким образом, слияние двух французских или двух испанских энергетических фирм вполне приемлемо, а приобретение французской или испанской компании владельцем из Германии нет.
Неважно, противоречит это или нет закону о едином европейском рынке. Важно то, что такое положение совершенно определенно противоречит духу Евросоюза, и это отмечали некоторые еврокомиссары. ЕС олицетворяет собой представление о том, что странам-членам лучше иметь общий суверенитет, и что в определенных областях (в условиях превосходства единого рынка) национальность не должна иметь значения. Хотя это требует доказательств, но такое представление было бы верно даже в том случае, если бы Евросоюза не существовало: в мире глобального капитала собственность, как бы то ни было, становится расплывчатой и размытой. Однако Евросоюз существует, и идеи защиты ведущих национальных компаний от европейских партнеров выглядят таким же донкихотством, как и заявления о том, что производитель йогуртов является предприятием стратегического характера.
Однако поведение властей - это лишь часть истории, причем не самая важная ее часть. Сегодняшняя истерия по поводу международных слияний является своего рода противоположностью того, что происходило четверть века назад. В 80-е годы импульс созданию единого рынка придавали либерально настроенные государства, а оппозицию составляли компании, опасавшиеся усиления конкуренции. А теперь, по словам Эрнеста-Антуана Сельера (Ernest-Antoine Seilliere), возглавляющего Союз промышленных и предпринимательских кругов Европы UNICE, противниками либерализации выступают в основном правительства и профсоюзы, в то время как тон перемен задают компании.
Европа переживает крупнейшую после бума 2000 года волну слияний. В отличие от предыдущих, нынешняя волна не несет исключительно национальный характер, она переливается через государственные границы. В 2005 году объем международных слияний в ЕС был самым высоким с 1999-2000 гг. За первые два месяца этого года на долю международных сделок впервые в истории пришлось более половины всех европейских слияний в стоимостном выражении. Конечно, решения о слиянии могут быть умными и глупыми, способствующими конкуренции и блокирующими ее. Но по крайней мере, эти решения обычно носят деловой характер, а не политический. Они имеют больше отношения к реструктурированию корпораций и к единому рынку, нежели к созданию европейских или национальных компаний-лидеров.
Поэтому, хотя Европа действительно флиртует с экономическим национализмом, это не вся правда. Точнее будет сказать, что, как в России, борьба ведется между двумя враждебными силами: протекционизмом и экономическим национализмом с одной стороны, и реструктуризацией бизнеса и глобализацией с другой. Столкновение этих сил неизбежно.
Протекционистские инстинкты усиливаются и могут активизироваться: ведь действия Франции против конкуренции провоцируют другие страны на ответные меры, а это создает опасность спирального движения вниз. Но в целом деятельность компаний, направленная на большую открытость рынка, выглядит более мощно, чем инстинкты государств, нацеленные на его большую закрытость.
Открывая рынки
Отчасти это происходит из-за того, что инстинктивное стремление к закрытию рынков не обладает ни единообразием, ни достаточной силой. Несмотря на все отступления в торговой сфере (последний пример - любопытная попытка защитить загнанных в угол европейских производителей обуви от конкуренции такого мощного соперника как Вьетнам), Европейская Комиссия относительно либеральна - может быть, благодаря тому, что большая часть ее власти и влияния является результатом контроля над единым рынком. Экономические националисты проживают в столицах, что вполне естественно. И даже там протекционизм - это лишь мгновенная вспышка петарды, а не постоянное сияние солнечного луча. Теоретически государства привержены либерализации рынка и знают, что автаркистский национализм довольно токсичен: они принимают его малыми дозами, исходя из краткосрочных интересов политической целесообразности или для того, чтобы задобрить профсоюзы.
В отличие от них силы, толкающие компании к глобализации, безжалостны и всеобъемлющи. На всей территории Европы последние малодоходные годы вынудили компании сократить издержки, реструктурировать свои балансовые отчеты, уменьшить объемы заимствований и увеличить доходность. Учетные ставки все еще низки, что повышает привлекательность слияний, финансируемых за счет кредитов. Давление это снижаться не будет. Потребность в капитале и новых рынках толкает компании к выходу за пределы национальных границ быстрее, чем правительства успевают ставить препоны на их пути.
Иными словами, компании повсеместно, где это возможно, будут использовать преимущества единого рынка. Вопрос в том, смогут ли им помешать государства. Недавний случай с Германией весьма поучителен. В условиях высокого уровня заработной платы, негибких трудовых законов и снижения конкурентоспособности усилия правительства Германии по реализации реформ носили непостоянный и нерешительный характер. Однако компании этой страны провели реструктуризацию и реорганизацию, снизили затраты и провели увольнения рабочих. Конкурентоспособность и доверие бизнеса дали свой эффект. Однако, полагаясь исключительно на компании в вопросах реформ, приходится расплачиваться длительным и высоким уровнем безработицы. Мораль такова: европейские экономические националисты не могут повернуть вспять или даже в значительной степени повлиять на действия своих компании по открытию рынков. Но они могут поднять цену таких действий.
