From Economist.com
Четверг
Один мой друг недавно 'бросил открытый вызов общественным предрассудкам'. Нет, он не заявил о своей гомосексуальной ориентации, хотя, по словам этого приятеля - а он действительно 'голубой' - ощущение было примерно такое же. Речь идет о другом: принимая участие в интернет-форуме он, впервые после приезда в Москву, публично признал, что он еврей.
Я тоже еврей, и хотя мне нравится считать себя толстокожим, повсеместный антисемитизм в России порой меня расстраивает. И дело не столько в заблудших юнцах-неонацистах, оскверняющих могилы, или обиженных жизнью православных националистах с бородами а-ля Николай II, портретами покойного царя и гнусными плакатами. Меня сильнее задевает за живое бытовая, въевшаяся в плоть и кровь предвзятость, которой, за исключением некоторых элитарных частных школ, уже не встретишь в Британии. Здесь это отражается даже в языке: в России гражданина страны можно назвать двумя словами - 'россиянин' и 'русский', причем второму, имеющему этническую окраску, придается куда большее значение. Еврея, даже если его предки приехали в Россию 500 лет назад, никогда не назовут 'русским'.
Впервые я столкнулся с этим явлением во время поездки в подмосковную воинскую часть. Другие журналисты из нашей группы, правда были не русскими, а в основном казахами (что, пожалуй, оправдывает образ сквернослова-антисемита Бората).
По дороге наш официальный сопровождающий слегка 'поцеловался' с другой машиной, а затем устроил потасовку с ее водителем под безмятежным взором стоящего в сторонке гаишника. В самом военном городке солдаты развлекали нас, проделывая забавные трюки на своих стареньких танках. Но по дороге назад разговор сначала зашел о Британии, потом перекинулся на футбольный клуб 'Челси' и его владельца Романа Абрамовича, а отсюда плавно перетек в обсуждение повадок и недостатков евреев как таковых. Я был рад, что по-русски понимаю через пень-колоду.
А не так давно мне понадобилось зайти в обменный пункт, приютившийся, по странной прихоти приватизационной лихорадки, внутри московского цирка. Денег у меня при себе было много, поэтому на всякий случай я не поехал на метро, а остановил машину (в Москве любой автомобиль, выпущенный раньше 1995 г., представляет собой потенциальное такси). Мы разговорились с водителем, и через несколько минут он уже вовсю клеймил всемирный жидомасонский заговор. Нечто похожее случилось и с моим другом. Его шофер настойчиво расспрашивал, за какую футбольную команду он болеет. Друг признался, что не особенно интересуется футболом. Водитель недоуменно спросил: 'Ты что, еврей что ли?'
Поэтому, хотя я недавно закончил работу над книгой, - она называется 'Граф с Петтикоут-Лейн' ('The Earl of Petticoat Lane') - где описывается в том числе и история моей семьи, жившей когда-то в российской 'черте оседлости', я стараюсь не упоминать о своем происхождении в разговорах со случайными знакомыми.
И все же у меня есть и две хорошие - ну вроде того - новости относительно российских евреев. Во-первых, хотя многие русские по-прежнему считают их изворотливыми делягами, представителей других этнических меньшинств (кавказцев, китайцев, заброшенных судьбой в Россию африканцев) они любят еще меньше. Во-вторых сегодня ситуация изменилась к лучшему по сравнению с советскими временами, когда у них часто не было возможности исповедовать свою веру, а еврейская фамилия могла закрыть вам доступ к лучшим ВУЗам и престижным профессиям.
Из-за своей непростой истории российские евреи не во всем соответствуют ожиданиям человека вроде меня, выросшего в еврейской общине северного Лондона.
Как-то на Йом-Кипур - Судный день, самый важный праздник в иудаистском религиозном календаре - я пошел в великолепную хоральную синагогу в центре Москвы; теперь за прихожанами больше не наблюдают осведомители КГБ. Поскольку почти никто из присутствующих не читал на иврите, раввин вслух декламировал основные пассажи, чтобы верующие могли их повторить - мне эта процедура показалась довольно трогательной, даже несмотря на то, что во время молитвы некоторые прихожане разговаривали по мобильникам.
Увидел я и другой незнакомый элемент (хотя позднее выяснилось, что в свое время в нищих синагогах черты оседлости это было в порядке вещей) - аукцион.
Разыгрывались мицвот - в данном случае речь шла о праве исполнять второстепенные ритуалы, которое предоставляется мирянам во время службы. В роли аукциониста выступал главный раввин России, а полученные деньги предназначались для реставрации здания синагоги.
Самая престижная мицва ушла за 20000 долларов. Вторая по значению за чуть меньшую сумму досталась наголо бритому субъекту в кожаной куртке с забинтованной кистью правой руки.
______________________________________
'Цветы и шоколад не пьем' ("The Economist", Великобритания)
