From Economist.com
Понедельник
Однажды это случается с каждым корреспондентом. Ты просыпаешься и понимаешь, что так больше не может продолжаться. Хватит в репортажах из зарубежных городов ссылаться на 'водителей такси'. Отчасти потому, что из-за таких легких интервью журналист кажется ленивым (даже если это не так), отчасти потому, что водители такси всегда и везде любят побрюзжать.
Помню печального гибралтарца - тогда я решил, что это мое последнее интервью такого рода. С тех пор, как я приехал в Москву, я не записывал в блокнот размышления таксистов о Владимире Путине, Сталине и недостатках ремней безопасности. Но я нарушу это неписаное правило ради Азифа, моего нового бакинского друга.
Мы с Азифом познакомились у стен министерства иностранных дел Азербайджана, где я брал интервью у одного дипломата, скользкого типа. Он отвез меня в гостиницу на окраине старого города Баку, рядом с самым известным городским ориентиром - Девичьей башней. Как гласит легенда, она была названа так в честь девушки, которая сбросилась с башни, чтобы не вступать в кровосмесительный брак с отцом.
Каждый, кто читал классический роман о Баку 'Али и Нино' (а кто не читал, пусть прочтет) сразу бы узнал старый город ('ичари шахар'), описанный в книге таким, каким он был сто лет назад.
Роман рассказывает о последнем нефтяном буме, который пережил город и благодаря которому между 'ичари шахар' и нынешними районами типовой советской застройки и нефтяных кондоминиумов возникли роскошные европейские особняки; о событиях накануне и во время первой мировой войны и большевистского переворота, когда в течение нескольких лет на Баку претендовали четыре империи.
Теперь, как и тогда, призыв муэдзина разносится по узким аллеям, где не развернуться лимузинам современных клептократов, где по-прежнему сушится белье, а тощие коты рыщут по помойкам.
Азиф мне понравился, потому что он по-азербайджански сердечно расхваливал мой русский язык, да так убедительно, что я ему почти поверил.
Утром последнего дня, проведенного в Баку, я завтракал на крыше гостиницы, с которой открывался вид на Девичью башню и нефтяные вышки на Каспии. Продавцы ковров, толпящиеся в переулках вокруг башни, еще не вышли на работу ('Заходи! Это не магазин, это музей!'). Как мы и договорились, Азиф ждал меня со стороны башни, выходящей к морю.
По дороге в аэропорт я слушал стандартные постсоветские разглагольствования о коррупции властей и ужасной жизни простых людей.
Все доходы от продажи нефти, сетовал Азиф, идут прямо в карманы бюрократов и на банковские счета в Швейцарии. Между тем, его дочь, медсестра, зарабатывает 60 долларов в месяц. Для всего нужна взятка, - объяснял он, - чтобы поступить в университет, посетить врача, получить работу.
Азиф был очень рад, когда я сказал ему, что жизнь в России во многом такая же. Еще больше он обрадовался, услышав мой рассказ о вымогательствах армянской полиции. В 1990-е гг., когда рухнула последняя в этих краях империя, Армения и Азербайджан ввязались в одну из тех мелких грязных войн, о которых на Западе практически никто не знает.
Не могу сказать, что всколыхнулось в Азифе при рассказе об армянской коррупции - злорадство по поводу бывшего противника или более древнее и глубокое чувство кавказской солидарности.
Трогательным в Азифе была его неприкрытая (хотя не столь редкая здесь) ностальгия по Советскому Союзу. Никогда не было и не будет такой страны, кричал он: 'Ни ваш Европейский Союз! Ни ваша Англия! Ни ваши Соединенные Штаты! Ни ваш Иран! (последний - южный сосед Азербайджана).
В советские времена, говорил Азиф, он каждые несколько лет ездил за новой машиной в Нижний Новгород. Он спокойно доезжал до Баку через пол-России и Кавказ. Все тогда жили одинаково. 'Не чувствуешь ли ты себя сегодня более свободным?', - спрашивал я его, когда мы проезжали по пыльным предместьям Баку, хотя уже знал, что он скажет: как можно чувствовать себя свободным, когда еле сводишь концы с концами?
Еще мне понравилось в Азифе его спонтанное гостеприимство - это одна из черт, общих для всех народов Кавказа, невзирая на их междоусобицы. Когда мы подъезжали к аэропорту, Азиф назвал меня 'хорошим барином'. Он пригласил меня жить у него, когда я буду в Баку в следующий раз. Он познакомит меня со своей дочерью и зарежет в мою честь барана.
Я дал ему обещание вернуться и хорошие чаевые - кажется, именно этого хотел Азиф. Но лишь он сам может сказать, что ему важнее.
Вторник
По сравнению с Москвой, февральский Баку может показаться тропиками, несмотря на сильный ветер, дующий с Каспийского моря. Но лучше всего здесь весной и в начале осени. Впервые я попал сюда в конце мая - было уже невыносимо жарко - и один чиновник, мой знакомый, отвел меня в лучший бакинский ресторан под открытым небом. Мы познакомились в Тбилиси, и поддерживали отношения, основанные на кавказской смеси взаимной эксплуатации и дружбы.
Ресторан 'Шуша' - это памятник азербайджанской практичности. Он назван так в честь древнего азербайджанского города, который вместе с остальным Нагорным Карабахом был потерян в ходе войны с Арменией в 1990-е годы. Более того, он своими очертаниями напоминает крепость этого города.
В стенах бакинской Шуши вы можете заплатить практически любой валютой и запить шашлык из осетрины отличным местным пивом. Большинство жителей Азербайджана - шииты, но как пиво, так и бакинки, гуляющие по бульварам, которые своим очарованием могут сравниться с тосканскими passagiato, не выдают того, что ты находишься в исламской стране.
В те знойные дни я взял интервью у президента страны Ильхама Алиева. Согласно конституции Азербайджана, страна является демократической республикой, но по сути она превратилась в монархию. Ильхам унаследовал президентский пост от отца Гейдара, взирающего на вас с многочисленных портретов на улицах и на стенах кабинетов чиновников. В его честь названы аэропорт, дороги и мечети - несмотря на службу Гейдара в воинствующе безбожном КГБ.
Это было странное интервью. Сначала срочный вызов, затем бешеная гонка на лимузине по Баку. Как это ни странно, нас с президентом оставили в мраморной комнате для приемов наедине.
Ильхам говорил убедительно, но, будучи авторитарным лидером, чей режим обвиняют во всякого рода злодеяниях, совершил серьезный просчет, то и дело хрустя костяшками пальцев.
Потом один из сотрудников президентской охраны в страшном смущении попросил мой диктофон. Судя по его голосу, ему грозили крупные неприятности. Он забыл включить жучки в комнате для интервью.
В следующий раз я посетил Баку, когда там проходили выборы. Та ночь была великолепным шансом увидеть, что такое настоящие фальсификации. Вместе с подвыпившим чиновником я отправился на деревенский избирательный участок, где увидел пачку неучтенных бюллетеней, лежащих прямо на полу. 'Несите палатки на площадь', - кричали, вспоминая Киев, участники митинга, состоявшегося после выборов и вскоре разогнанного полицией. В тот свой визит я вновь посетил штаб-квартиру оппозиции, переполненную во время выборов иностранными журналистами, но теперь совершенно пустую и пропахшую мочой.
Для того, чтобы совершить демократическую революцию, требуется множество факторов, в том числе, харизматический лидер, свободные СМИ, деньги, поддержка со стороны иностранных правительств и слабость спецслужб. У политической оппозиции в Азербайджане ничего этого нет. Но, возможно, однажды страна найдет альтернативу Алиевым.
Однажды я был в поселке Нардаран, известном набожностью своих жителей. Пожилой мужчина с трехдневной щетиной, в неожиданно модных темных очках и каракулевой шапке показал мне величественную мечеть, построенную на иранские деньги. Мы несколько раз пытались представиться ее знаменитому имаму, пока не поняли, что говорим с мумией.
На этот раз я встречался с живым диссидентом, к которому меня привез его приятель, разговорившийся со мной (возможно, не совсем любезно) в Баку под возведенным в советские времена памятником женщине, сбрасывающей с себя чадру. Имам говорил толково и выступал за демократию, но предупреждал о том, что может произойти в Азербайджане, если клан Алиевых не изменит свою политику.
Азербайджан - страна, настолько отличная от того, чем она кажется, что, несмотря на пиво и мини-юбки, я не решусь что-либо предсказывать.
___________________________________
'Ты что, еврей что ли?' ("The Economist", Великобритания)
'Цветы и шоколад не пьем' ("The Economist", Великобритания)
