From the Economist Intelligence Unit ViewsWire
Текущий год обещает стать определяющим для региональных движений стран Европейского Союза, борющихся за независимость своих регионов. Весьма сильны, судя по опросам, позиции Шотландской национальной партии (ШНП), добивающейся независимости от Великобритании, притом что ближайшие выборы в шотландский парламент состоятся уже третьего мая. Еще через месяц состоятся всеобщие выборы в Бельгии, на которых у партии фламандских националистов 'Интересы фламандцев' (Vlaams Belang), выступающих за полное отделение от франкоговорящей части Бельгии, есть все шансы получить почти четверть голосов фламандского севера страны. В Испании оппозиция проталкивает проект передачи части властных полномочий региональным властям Каталонии, что в случае успеха может сыграть на руку движению, требующему полной независимости этой провинции. К тому же, ни одна попытка мадридского правительства прийти к мирному соглашению с партией 'Единство' (Batasuna), политическим крылом баскской сепаратистской организации 'Родина и свобода басков' (Euskadi Ta Askatasuna, ETA), на сегодняшний день ни к чему не привела. Скорее всего, давление сепаратистов на испанское правительство будет продолжаться и дальше.
С другой стороны, у всех этих и им подобных движений в Европе существуют совершенно определенные экономические, культурные и исторические корни, из-за которых как определить источник регионального сепаратизма, так и, соответственно, просчитать их шансы на успех представляется довольно трудной задачей.
Противоречия внутренние и внешние
Само по себе существование этнических или языковых противоречий внутри стран ЕС не дает практически никакого реального представления о том, какими мотивами руководствуются регионы, требующие дополнительных прав. Федерализм прекрасно себя чувствует, например, в Швейцарии, где этнические немцы, французы и итальянцы принимают решение о том, за какую партию голосовать, на основе представляемых им идеологических, а никак не этнических платформ. Несмотря на определенные трения, в целом довольно успешно влились в политический мейнстрим Румынии и Словакии венгерские меньшинства, хотя они и продолжают голосовать за свои собственные партии. Русские меньшинства в странах Балтии также не проявляют особого сепаратистского рвения. У Уэльса есть собственный язык, однако он выказывает гораздо меньше интереса к независимости, чем англоговорящая Шотландия. Что касается басков, то, хотя испанские баски считают свои уникальные язык и культуру достаточной причиной для отделения от центральной власти, нельзя сказать, что баски, живущие во Франции, очень уж сильно разделяли взгляды своих испанских собратьев.
Попытки центральных правительств умиротворить борцов за независимость, предоставляя экономически самостоятельным регионам автономию, иногда очень широкую, или увеличивая представительство этих регионов на общенациональном уровне приносили успех далеко не всегда. Более того, в некоторых случаях этот процесс приводил к появлению все новых требований. С предоставлением испанской Стране Басков широкой автономии поддержка движения за полную независимость там нисколько не ослабла, хотя с 2004 года население стало значительно менее настроено поддерживать стратегию насильственных действий.
Столь же непонятна мотивация недавно усилившегося шотландского сепаратизма. В 70-е годы расширение полномочий Шотландии обсуждалось в основном в контексте так называемого 'вопроса от округа Вест-Лотиан', автор которого указывал на то, что, в то время как депутаты-шотландцы участвуют в голосовании по вопросам, касающимся Англии, депутаты-англичане не имеют права голоса по вопросам, непосредственно связанным с жизнью Шотландии. В 80-е и 90-е годы, когда в политике господствующее положение заняла Консервативная партия, которую в Шотландии мало кто поддерживал, среди шотландцев росло чувство, что ими управляет фактически иностранное правительство. Считалось, что с 1997 года, когда к власти пришли лейбористы, эти настроения должны сами собой ослабнуть, хотя бы потому, что в парламенте и Кабинете министров шотландцы были представлены непропорционально большим количеством человек. К тому же, в 1999 году правительство провело закон о передаче части властных полномочий новому шотландскому парламенту. Однако настроения, подталкивающие Шотландию к полному отделению, сегодня ничуть не слабее, чем были тогда.
Та же ситуация складывается в Бельгии: несмотря на то, что Фландрия уже пользуется значительной автономией, после июньских выборов конституцию, скорее всего, все равно изменят в сторону еще большего расширения региональной автономии. Баски от Испании уже практически независимы - они только не пользуются правами самим определять налоги с юридических лиц и проводить самостоятельную внешнюю политику.
Франция последовательно сопротивляется попыткам бретонцев и корсиканцев добиться того же самого, несмотря на то, что и те, и другие временами прибегали к насилию, и это вроде бы дает свои плоды: оба движения сегодня в кризисе. Однако итальянская Северная лига, заявляющая, что между ними и югом Италии в культурном отношении нет ничего общего, прекратила кампанию за разделение Италии, когда вошла в коалицию Сильвио Берлускони, стоявшую у власти в Риме в 2001-2006 годах.
Левые против правых, богатые против бедных
По месту, занимаемому на политическом пространстве той или иной страны региональными движениями и центральными правительствами столь же трудно высчитать, каким образом они в будущем могли бы прийти к какому-либо соглашению. Фламандское националистическое движение по множеству политических вопросов занимает крайне правые позиции, но раздвинуть собственную автономию до размеров почти - но не вовсе - полной независимости хотят также все остальные партии, от социалистов до либералов. Итальянская Северная лига твердо занимает правый фланг, в то время как баскские сепаратисты столь же твердо - что, не исключено, связано с историей их противоборства Франко - удерживают крайне левую платформу; члены ШНП считаются левоцентристами.
Гораздо более существенных результатов можно добиться, если попробовать выстроить регионы, заговаривающие об отделении, в порядке убывания их экономической самостоятельности и влияния на жизнь федеративных систем, в которых они существуют на настоящий момент. Получается, что если регион беден, то он, как правило, не претендует на отделение от богатого государства, в то время как богатые - или в денежном, или в ресурсном отношении - регионы в основном считают иначе. Фламандцы составляют значительную силу в бельгийской экономике и поэтому считают свою связь с франкоговорящими валлонами тормозом собственного развития. Северная лига также добивается отделения от более бедного юга Италии. В Испании и баски, и каталонцы имеют больше, чем испанцы в среднем, а чехи в 1993 году были только рады, когда более бедная Словакия пошла своей дорогой.
Что касается Шотландии, то там подушевой доход меньше, чем в Англии. Раньше некоторые шотландские националисты даже говорили, что счет можно сравнять путем эксплуатации запасов газа, обнаруженных в Северном море, хотя сегодня эти запасы быстро истощаются. Одна из причин сознания собственного экономического благополучия шотландцев заключается, правда, в том, что центральное правительство тратит на душу населения в Шотландии гораздо больше, чем в Англии. Стоит также отметить, что отделение и независимость Шотландии находят своих сторонников и в самой Англии - особенно в богатых округах, жители которых считают субсидии центрального правительства чрезмерными и говорят, что эту практику и правда пора прекращать.
Популизм и ЕС
На сегодняшний день серьезным прорывам в развитии движений за независимость европейских регионов препятствуют два фактора. Первый и наиболее важный состоит в том, что их не поддерживает устойчивое большинство населения даже тех регионов, в которых они наиболее активны. Жители этих регионов по больше части хотят оставаться гражданами нынешних государств, хотя и имея в их рамках ту или иную степень автономии. Даже если позиции ШНП на предстоящих выборах в местное законодательное собрание существенно усилятся, любой референдум о независимости, если той удастся его провести, наверняка не принесет ей желаемых результатов. В Бельгии, где требования независимости Фландрии поддерживают отнюдь не только 'Интересы фламандцев', чья политическая репутация, кстати, далеко не безупречна, большая часть жителей все равно хочет, чтобы сохранилось единое бельгийское государство - пусть даже только для того, чтобы сохранить свою драгоценную столицу Брюссель, расположенную во франкоговорящей части страны. Хотя концепция ненасильственного обретения независимости находит понимание среди значительного меньшинства басков, большинство жителей баскских территорий, в основном люди не баскской национальности, все же предпочитают 'слабофедеральные' отношения с Испанией. Так что если бы баски каким-нибудь образом и получили независимость, то вместе с ней они получили бы и очередное недовольное меньшинство.
Кроме того, ЕС вряд ли поддержит какие бы то ни было шаги, направленные на дезинтеграцию стран-членов. Региональные движения часто указывают на то, что хранителем транснационального статус-кво теперь является Евросоюз, и надеются, что в свете этого им будет значительно легче разобраться в отношениях со своими национальными государствами. Однако ЕС, судя по всему, гораздо больше беспокоят процессы, в каком-либо виде нарушающие его собственное хрупкое институциональное равновесие, не говоря уже о том, что любые такие процессы станут дополнительным препятствием на пути к консенсусу, необходимому для принятия новой союзной конституции. Внешнее расширение ЕС уже приостановлено, и теперь Европа тем более не будет приветствовать расширение внутреннее, в какую бы форму оно ни облекалось.
Если внимательно рассмотреть положение всех регионов, упомянутых выше, то создается впечатление, что, хотя кое-какие их претензии действительно имеют историческую основу, в нынешних обстоятельствах все они и так пользуются значительными привилегиями. Хотя возможность того, что одна-единственная успешная попытка отделения региона от государства окажет 'возбуждающее действие' на другие подобные регионы, в принципе сохраняется, сами по себе эти движения все еще не обладают достаточными политическим потенциалом и народной поддержкой для того, чтобы реализовать свои амбиции в обозримом будущем.
