From The Economist print edition
Вечером 5 января, когда в Грузии проходили президентские выборы, мужчины в форме играли в снежки. На проспекте Руставели, главной улице Тбилиси, шумела рождественская ярмарка. Освещено было все, что можно было осветить. Где-то в этом не видят ничего необычного, но для Грузии это в новинку.
Четыре года назад, когда Михаил Саакашвили и его сторонники, вооруженные розами, штурмовали парламент и захватили власть, Грузия находилась в состоянии свободного падения, и проспект Руставели был едва освещен. Он был свидетелем жестокости советских войск, а позже - гражданской войны. С тех пор, как Саакашвили пришел к власти, Тбилиси преобразился. Экономика бурно развивается, и иностранцы ринулись инвестировать в страну. Это тем более впечатляет, что у Грузии почти нет природных ресурсов, а Россия ввела эмбарго на ее товары.
Мераб Кучукидзе, продающий игрушки на рождественской ярмарке, голосовал за Саакашвили, потому что хочет, 'чтобы это продолжалось'. Именно поэтому Саакашвили получил 52 процента голосов в стране, которую он подверг радикальной реформе. И все-таки в ноябре прошлого года 50 000 грузин вышли на улицы в знак протеста против бедности, роста цен и несправедливости. Протесты закончились насилием и чрезвычайным положением. Даже когда Грузия кажется нормальной, чувствуется, что кризис может разразиться в любой момент.
В ноябре любимец Запада Саакашвили разогнал демонстрантов силами полиции, вооруженной дубинками, водяными пушками и слезоточивым газом. Спецназ закрыл и разгромил телеканал 'Имеди', главное СМИ оппозиции. Непропорциональное применение силы шокировало западных друзей Саакашвили и вызвало отторжение у большинства грузин.
Однако Саакашвили не раскаивается. Он говорит, что применение силы было оправдано угрозой государственного переворота. Лидеры оппозиции, по его словам, планировали штурмом взять парламент и низложить правительство. Канал 'Имеди', принадлежащий магнату Бадри Патаркацишвили, распространял провокационную информацию. (Несколько недель спустя грузинские спецслужбы, прослушав в Лондоне разговоры Патаркацишвили, выяснили, что он предлагал государственному чиновнику 100 миллионов долларов для ускорения переворота. Узнав об этом, возмущенные журналисты 'Имеди' устроили забастовку против своего хозяина).
В то время Саакашвили намекал на то, что за нестабильностью стоит Россия, главный противник Грузии. 'Хватит валить вину за внутренние проблемы на Россию', - заявила оппозиция. В чем-то она была права. Кризис, прошедший незамеченным на Западе, назревал в течение определенного времени и был спровоцирован самим президентом. Его реформы глубоко затронули традиционный образ жизни грузин. В рамках борьбы с коррупцией он уволил 30 000 полицейских и резко сократил бюрократический аппарат. Он либерализовал экономику в большей степени, чем в большинстве европейских стран: было приватизировано все, что можно было приватизировать. В отличие от своего предшественника Саакашвили не выказывал почтения к старой интеллигенции и не уважал седины. Он привел новую элиту с западным образованием, которая держала себя холодно и была эффективна. Если тебе больше сорока и ты не говоришь по-английски, то ты никто, жалуются некоторые грузины.
Ответная реакция была неизбежна. 'Если бы после всего этого мы получили 80 процентов голосов, то это значило бы, что мы сделали что-то неправильно', - говорит Саакашвили в одном из интервью. Но его стиль возмущает даже некоторых его сторонников. Он, не жалея времени, работал на свою репутацию за рубежом, но не объяснял свою политику избирателям. Он хвастался своими реформами, но проявлял мало сострадания к тем, кого они обошли стороной. Он признает, что был нечувствителен, и что некоторые его либеральные меры были негибкими и слишком резкими. Американские советники создали ему избирательный лозунг 'Я слушал, я услышал, я понял'. На плакатах с надписью 'Грузия без бедности' он был изображен заботящимся о стариках и больных.
Оппозиция считает это цинизмом. 'Как будто он не знал о социальных проблемах в стране', - говорит Саломе Зурабишвили, бывшая министр иностранных дел, ныне находящаяся в оппозиции. Кроме того, добавляет она, демонстрации проходили под знаменами демократии и справедливости. Она обвиняет Саакашвили в узурпации власти, подрыве правовой системы и прав собственности. Для Давида Усупашвили, самого умеренного из лидеров оппозиции, вопрос заключается в том, 'какое у нас правительство: действующее согласно верховенству права или команда 'хороших парней', которые срезают углы во имя реформы'.
Сначала демонстранты требовали, чтобы Саакашвили провел парламентские выборы весной будущего года. Но призывы к отставке Саакашвили ударили по ним рикошетом, когда он назначил досрочные президентские выборы, к которым оппозиция была не готова. Леван Гачечиладзе, кандидат, выдвинутый оппозицией, не мог сравниться с Саакашвили ни по политическому опыту, ни по харизме. Неприметности оказалось недостаточно. 'Он говорит мало и ничего не обещает', - одобрительно говорил один из его сторонников.
Но протестное голосование против Саакашвили, особенно в Тбилиси, было достаточно мощным, чтобы принести Гачечиладзе 26 процентов голосов. Сами по себе выборы были несовершенными. В ходе выборов Саакашвили пользовался президентскими привилегиями, и освещение в СМИ было однобоким. Были случаи запугивания и давления. Но международные наблюдатели заявили, что выборы прошли испытание на соответствие демократическим стандартам. Они, безусловно, стали самыми состязательными в истории Грузии. Доселе, говорит политолог Гия Нодия, 'борьба за власть в Грузии всегда шла на улицах, а выборы лишь подтверждали достигнутые там результаты'.
Многим грузинам представление о выборах как способе политической борьбы по-прежнему непривычно. Бывший министр Георгий Хаиндрава фаталистически предсказывал, что, если Саакашвили получит более 50 процентов голосов, то это будет означать, что выборы сфальсифицированы. Когда избирательная комиссия заявила, что Саакашвили набрал достаточно голосов для того, чтобы избежать второго тура, оппозиция подняла тревогу, устроила акции протеста, а потом ринулась в ее здание. Толерантность - редкость в грузинской политике с обеих сторон. 'Если вы сравните Саакашвили с оппозицией, то он все-таки более демократичен', - говорит Нодия.
При всем своем несовершенстве, выборы дали кое-какие хорошие результаты. Во-первых, они оставили Саакашвили у власти. Проблема Грузии - не в отсутствии плюрализма, а в неэффективности государства, с которой именно Саакашвили способен справиться лучше всех. Во-вторых, он победил с незначительным перевесом, что его отрезвило. 'Я привык побеждать на выборах с результатом более 70 процентов', - говорит он. Многие грузины хотят, чтобы он остался, но его поддержка не столь велика, как раньше; на парламентских выборах они могут проголосовать против его партии.
Похоже, Саакашвили заучил урок. 'Гораздо лучше иметь системную оппозицию в парламенте, чем маргинальную на улицах', - признает он. Он пообещал оппозиции места в правительстве и призвал к перемирию с Россией. Кроме того, Саакашвили сообщил, что недавно грузинские чиновники провели неформальные беседы с российскими коллегами, которые намекнули, что вскоре Россия может снять эмбарго.
Выборы преподали урок и западным друзьям Грузии: о том, что безоговорочная поддержка одного человека не всегда служит интересам Грузии. Как у многих модернизаторов (его образец для подражания - Ататюрк), у Саакашвили есть авторитарные инстинкты. Проблема в том, что, когда демократические институты слабы, даже просвещенный самодержец может нанести немалый вред. Так что, лучшее, что может сделать Запад, - это обеспечить некие сдержки и противовесы. Вероятно, прошедший очищение президент Саакашвили стал еще лучшим лидером для Грузии.
_______________________________
Мишины выборы ("Фокус", Украина)
О трудностях расставания с советскими привычками ("Le Monde", Франция)
