Данный материал публикуется в рамках акции 'Переводы читателей ИноСМИ.Ru'. Эту статью обнаружил и перевел наш читатель materiality, за что мы ему крайне признательны
__________________________________________________
From The Economist print edition
Группа The Amygdaloids, скорее всего, не окажет сильного влияния на историю рок-н-ролла, несмотря на бесспорное остроумие концептуального альбома 'Heavy Mental' с такими песнями, как 'Проблема разума и тела' и 'Все в Голове', появление которого вдохновила неврология. Однако когда будет окончательно написана история экономики, Джозеф Ле Дукс (Joseph LeDoux), солист и гитарист нью-йоркской группы, может быть заслуженно упомянут хотя бы в примечаниях. В 1996 году Ле Дукс, который днем выступает в роли профессора неврологии Нью-йоркского Университета, опубликовал книгу под названием 'Эмоциональный разум: таинственные основы эмоциональной жизни', способствовавшей созданию нейроэкономики, которая сегодня является одной из самых жизненных и наиболее спорных областей экономических исследований.
В конце 1990-х годов гипотеза Ле Дукса и других открыла глаза поколению ученых-экономистов на то, как исследования мозга с помощью недавно разработанных технологий, таких как магнитно-резонансная томография (МРТ), показали, что разные частицы старого серого вещества мозга связаны с разными видами эмоциональной деятельности и принятием решений. Пример - миндалины. Неврологи показали, что эти миндалевидные кластеры нейронов, находящиеся глубоко внутри средних височных долей головного мозга, играют ключевую роль в формировании эмоциональных реакций, например, страха.
Эти новые нейроэкономисты увидели в этом возможность отстранить экономику от ее упрощенной модели принятия рационального и эгоистичного решения, максимизирующего полезность. Вместо выдвижения гипотез о Homo economicus-е, нейроэкономисты могут построить свои исследования на том, что фактически происходит в голове Homo sapiens.
Мрачная наука уже постепенно продвигалась в этом направлении благодаря бихевиористской экономике. Начиная с 1980-ых годов исследователи в этой области дисциплины использовали знания из психологии для создания более 'реалистичных' моделей индивидуального принятия решений, в которых люди часто делали вещи, противоречащие их интересам. Однако, как убеждены некоторые, у нейроэкономистов был шанс пойти дальше и поставить экономику в один ряд с химическими процессами, происходящими в мозге.
Первые успехи нейроэкономике принесло использование неврологии для объяснения некоторых отмеченных бихевиористами недостатков модели Homo economicus. Один часто цитируемый пример - 'игра в ультиматум', в которой один игрок предлагает второму игроку дележ денежной суммы. Другой игрок должен либо принять, либо отклонить предложение. Если он отклоняет предложение, то ни один из игроков не получает ни пенни.
Согласно стандартной экономической теории пока первый игрок предлагает второму какую-либо положительную сумму денег, его предложение будет принято, поскольку второй игрок предпочитает иметь что-то, чем совсем ничего не иметь. Однако в экспериментах экономисты бихевиоризма обнаружили, что второй игрок часто отвергал незначительные денежные суммы - по их предположению, возможно, чтобы наказать первого игрока за предложение несправедливого дележа.
Нейроэкономисты пытались объяснить это внешне нерациональное поведение с помощью 'активной МРТ'. В МРТ, применяемой в медицине, пациент просто неподвижно лежит во время процедуры; в активной МРТ ожидается, что участники будут отвечать на экономические вопросы, в то время как внимательно изучаются потоки крови в мозге с целью установить, где происходит активность во время принятия решения. Они обнаружили, что отклонение незначительной денежной суммы в игре в ультиматум обычно было связано с высоким уровнем активности в спинном мозге, той части мозга, которая, по мнению неврологов, участвует в принятии решения о награждении и наказании, что подтверждает некоторые бихевиористские теории.
Помимо игры в ультиматум нейроэкономисты рассматривали такие вопросы, как мотивы людей доверять друг другу, намеренное нерациональное принятие риска, относительное оценивание краткосрочных и долгосрочных издержек и выгод, альтруистическое или благотворительное поведение и вредные привычки. Они утверждают, что выбросы дофамина, мозгового гормона удовольствия, могут определять экономическую полезность или ценность. Также растет интерес к новым фактам из неврологии, из которых с предположительно следует, что два состояния мозга конкурируют в принятии решений: холодное, объективное состояние и горячее, эмоциональное состояние, в котором способность делать разумный выбор исчезает. Потенциальное взаимодействие двух данных состояний мозга - идеальный предмет для экономического моделирования.
Нейроэкономика уже дает многим экономистам прилив дофамина. Например, Колин Камерер (Colin Camerer) из Калифорнийского Технологического Института, лидирующего центра исследований в нейроэкономике, убежден, что применение знаний из неврологии может трансформировать экономику, обеспечив намного лучшее понимание поведения, начиная от реакций людей на рекламу до принятия решения об объявлении забастовки.
В то же время Камерер считает, что у экономики есть потенциал для усовершенствования неврологии, например, при помощи знакомства неврологов с нетривиальной теорией игр. 'Неврологии предложили идею игры с нулевой суммой - камень, ножницы и бумага, в то время как экономисты рассматривали стратегические игры, в которых выгоду приносит кооперация'. У Герберта Гинтиса (Herbert Gintis) из Института Санта Фэ еще более высокие надежды на то, что прорывы в неврологии помогут объединить все науки о поведении - экономику, психологию, антропологию, социологию, политологию и биологию, связанную с поведением людей и животных - вокруг общей модели принятия решений людьми, основанную на работе мозга.
Бессмысленная критика
Однако не все в это верят. Наиболее яростные нападки на нейроэкономику и в целом на бихевиористскую экономику исходит от двух экономистов Принстонского Университета, Фарука Гула (Faruk Gul) и Вольфгана Пезендорфера (Wolfgang Pesendorfer). В статье 2005 года 'Доводы в пользу экономики без мозга' они утверждают, что неврология не может трансформировать экономику, поскольку то, что происходит в мозге, не относится к предмету экономики. Что имеет значение, так это решения, которые принимают люди - говоря на жаргоне, 'их выявленные предпочтения, а не процесс с помощью которого они к ним пришли. Понимание того, как общество справляется с последствиями тех решений, хорошо обеспечивает предположение рациональной максимизации полезности.
Но сегодняшние нейроэкономисты не первые ученые мрачной науки, которые мечтают о проникновении в мозг человека. В 1881 году несколько лет после того, как Уильям Джевонс утверждал, что функционирование черного ящика мозга не будет известно, Фрэнсис Эджворт (Francis Edgeworth) предложил создать 'гедониметр', который мог бы измерять полезность каждого индивида, получаемую от его решений. 'Время от времени гедониметр изменяется; непростой индекс то колеблется в зависимости от накала страстей, то стабилизируется интеллектуальной деятельностью, то часами западает в районе нуля, то мгновенно подскакивает вверх до бесконечности', - писал Эджворт, довольно поэтично для экономиста.
Дэвид Коландер (David Colander), экономист из Миддлберийского колледжа в шт. Вермонт, в прошлогодней статье в журнале Journal of Economic Perspectives 'Edgewoth's Hedonimeter and the Quest to Measury Utility' ('Гедониметр Эджворта и вопрос измерения полезности') заметил, что это 'эквивалентно сканированию мозга в неврологии'. Позже, такие экономисты, как Ирвинг Фишер (Irving Fisher), Фрэнк Рамсей (Frank Ramsey), который предложил прибор для измерения полезности под названием 'психогальванометр') и Фридрих Хайек обсуждали роль комплекс процессов внутри мозга. Хайек цитировал ранние успехи в неврологии для объяснения того, почему у каждого индивида есть уникальный взгляд на мир.
Причина, по которой экономисты в конце XIX века и большей части XX ставили в центр своих моделей рационального индивида, максимизирующего полезность, - в не в том, что они считали, что экономике следует избегать смотреть в мозг, но в том, что у них не хватало технических средств сделать это, - говорит Коландер. 'Экономика стала дедуктивной наукой, поскольку у нас не было инструментов, чтобы собирать информацию индуктивно. Сейчас лучшие статистические инструменты и неврология открывают экономике возможность стать абдуктивной наукой, которая сочетает элементы дедуктивного и индуктивного обоснования'.
Сейчас главный вопрос в том, позволят ли экономике инструменты неврологии воплотить видение Эджворта, или, по крайней мере, если это завышенные требования, положить в основе физическую реальность мозга. Исследования в десятой части нейроэкономике сильно опирались на снимки активной МРТ. Первый восторг экономистов по поводу возможности оживить их семинары картинками частей мозга, которые загораются в ответ на разные эксперименты (что намного интереснее, чем обычные уравнения) привел к осознанию пределов МРТ. 'К настоящему моменту интерес к неврологии среди экономистов обогнал то, что мы должны сказать', - добавляет Камерер.
Стандартная МРТ выявляет активность в слишком крупных частях мозга, чтобы можно было получить что-то большее, чем случайную корреляцию. 'Поток крови - это косвенный показатель того, что происходит в голове, грубоватый инструмент', - признает Кевин Маккейб (Kevin McCabe), нейроэкономист из Университета Джорджа Мейсона. Все в большей мере неврологи ищут более ясные ответы, анализируя отдельные нейроны, что возможно только при помощи агрессивных методов - например, уколы мозга иглой. Для экономистов это 'связано с риском, который заметно перевешивает выгоды', - добавляет Маккейб. Самые агрессивные исследования мозга проводятся на крысах и обезьянах, у которые, хотя и обладают похожей системой стимулов, основанной на дофамине, не способны совершенствовать механизм принятия решений, как большинство людей.
Один из новых методов, применяемых нейроэкономистами, - это трансчерепная магнитная симуляция, в которой кольцо, находящееся около головы издает низкочастотные магнитные импульсы, временно нарушающие активность в определенной части мозга с целью увидеть, изменит ли это предпочтения субъекта - например, к конкретному продукту или тому, сколько он готов за него заплатить. Однако, применимость данного инструмента также ограничена, поскольку он не может попасть в центральный височный узел мозга, где происходит значительная часть базовой поощрительной деятельности.
Тем не менее, Камерер уверен в том, что нейроэкономика в течение пяти лет принесет свой первый крупный прорыв. Более того, Маккейб предвидит рост прогресса в нейроэкономических исследованиях. За прошедшие четыре года группа лидирующих нейроэкономистов и неврологов собиралась для уточнения вопросов о мозге и экономическом поведении. В область вступают исследователи, обученные как в области неврологии, так и в экономике. Они ставят более трудные вопросы, чем эксперименты 'с пятнами на мозге' первого поколения: например, 'как эти пятна будут меняться в зависимости от различных экономических параметров', - говорит Маккейб. Он ожидает, что в течение нескольких лет нейроэкономика сделает достаточно открытий о взаимодействиях между тем, что происходит в мозгах людей и внешним миром, чтобы начать оформлять повестку по вопросу государственной политики - хотя сейчас рано говорить, как.
Успех нейроэкономики не обязательно означает, что бихевиористская экономика неизбежно восторжествует над экономикой, основанной на рациональности. Камерер с сожалением отмечает, что на самом деле многие экономисты бихевиоризма крайне пессимистичны по отношению к шансам, что, исследования мозга могут принести какие-либо полезные знания.
Однако Даниэль Канеман (Daniel Kahneman), психолог из Принстонского Университета, который в 2002 году получил нобелевскую премию по экономике за вклад в бихевиористскую экономику, является приверженным сторонником новой области. 'Во многих областях экономики нейроэкономика будет доминировать, потому что она работает', - говорит Канеман.
Даже при этих условиях, 'мы находимся где-то вблизи упадка традиционной неоклассической экономики', - утверждает он. Напротив, знания из исследований мозга могут позволить ортодоксальным экономистам разработать более сильные определения рациональности. 'Эти традиционные экономисты могут быть больше поражены фактами о мозге, чем фактами из психологии', - говорит Канеман, - 'когда вы говорите о биологии, в эволюционном или в физическом смысле, то чувствуете, что у них более комфортно, чем когда вы начинаете говорить о психологии'.
В этом отношении коллеги Канемана по Принстону и противники неврологии, возможно, делают ошибку, объединяя бихевиористскую экономику - легкомысленную науку - и нейроэкономику - высшую биологию. 'Намного легче выступать против бессмысленной экономики, чем против безмозглой экономики', - заявляет Канеман.
____________________________________________
Автор перевода читатель ИноСМИ.Ru - materiality
Примечание: редакция ИноСМИ.Ru не несет ответственности за качество переводов наших уважаемых читателей
