Российско-грузинская война в августе 2008 г. отвлекла внимание от ситуации на Северном Кавказе. А ведь в этом регионе, и особенно в Ингушетии, теракты, убийства и антиправительственные акции протеста стали обычным явлением. Федеральные и местные силовые структуры, а также промосковское руководство северокавказских республик не могут справиться с этим 'мятежом низкой интенсивности', движущими силами которого являются этнический сепаратизм и религиозный радикализм.
В этой связи возникает вопрос: почему в некоторых мусульманских регионах России обстановка крайне нестабильна, а в других, напротив, все относительно спокойно. Чтобы ответить на него, стоит для начала остановиться на истории ислама в России и непростых отношений между Москвой и мусульманским населением страны.
Расширение влияния российского государства привело его к прямому конфликту с южными соседями-мусульманами.
Первые столкновения
В 16 веке, в результате целой серии войн, Москва присоединила Казанское ханство, существовавшее на территории нынешнего Татарстана; его население подверглось серьезной 'русификации'. Сегодня большинство населения этого региона по-прежнему составляют мусульмане.
В начале 19 века экспансия России распространилась на Северный Кавказ; покорение региона происходило с 1817 по 1864 г. Эта 'Кавказская война' стала предвестницей чеченских войн 1990-х, и нынешних столкновений. Это была одновременно религиозная война, - сопротивление русским под знаменем ислама с 1834 г. возглавлял имам Шамиль - и борьба за этническую и культурную независимость, против российской гегемонии.
Эти сепаратистские настроения вновь оживились в 1917-1920 гг. - в период существования Республики горцев Северного Кавказа.
В СССР, проводившем атеистическую политику, все религиозные конфессии жестко подавлялись властями, что затрудняло формирование мусульманской идентичности. Более того, многие мусульманские народы бывшего Советского Союза были в 1930-х - 1940-х гг. в полном составе депортированы в Среднюю Азию и Сибирь в наказание за антисоветскую деятельность и 'сотрудничество' с нацистскими оккупантами.
Это насильственное переселение, сопровождавшееся громадными жертвами, способствовало формированию сепаратистских настроений после распада СССР. Когда СССР рухнул, произошел как рост энто-националистического сепаратизма, так и возрождение мусульманской религии; зачастую эти явления были взаимосвязаны, поскольку в некоторых регионах ислам составляет один из важнейших элементов национальной идентичности. Усиление интереса к религии обернулось притоком в страну иностранных богословов, ученых и преподавателей - в основном арабов. Эти учителя распространяли в России, и прежде всего на Северном Кавказе, салафистскую доктрину. Ее распространение создало напряженность между сторонниками салафистского учения и приверженцами 'традиционных' местных разновидностей ислама, например суфизма.
В основном российские мусульмане исповедуют суннитскую ('ханифа') школу теологии и права. Считается, что в стране проживает от 7 до 9 миллионов мусульман - в основном в Поволжье и на Северном Кавказе. Кроме того, до 500000 москвичей исповедуют ислам.
Россия: агрессивная и дружественная
Сегодня приволжские республики Татарстан и Башкортостан представляют собой спокойные и сравнительно благополучные регионы Российской Федерации. А вот на российском Северном Кавказе, напротив, правят бал насилие и нестабильность. Почему? В этой связи стоит проанализировать ряд факторов - политическую историю, географию, идеологию и внешние влияния.
Политическая история Поволжья и Северного Кавказа складывалась совершенно по-разному. Во-первых, населенные мусульманами земли Поволжья были присоединены к российскому государству на три столетия раньше Северного Кавказа, и эти народы привыкли находиться в составе России. В коллективной памяти кавказцев, напротив, еще не изгладились воспоминания о войнах против российской оккупации. Кроме того, в Татарстане татары составляют лишь 48% населения, а в Чечне чеченцы составляют 93% - это ограничивает привлекательность ислама и национализма в поволжской республике.
Распад СССР оказал на эти два региона совершенно различное воздействие. В Татарстане и Башкортостане движение за независимость носило ограниченный характер; его также ослабила готовность бывшего президента Ельцина предоставить обеим республикам широкую автономию. Поэтому мусульманские движения за независимость в 1990-х не добились успеха, и то же можно сказать о сегодняшней ситуации в Поволжье.
В Чечне, напротив, движение за независимость с самого начала приобрело самый активный и радикальный характер. Тому есть несколько причин. Во-первых, люди вроде Дудаева (первого президента 'независимой' Чечни) занимали куда более агрессивную позицию по отношению к Москве, чем лидеры республик Поволжья. Во-вторых, чеченское общество традиционно отличает неприятие внешнего вмешательства - для чеченцев распад СССР стал шансом на восстановление утраченной независимости. В-третьих, свою роль сыграл и географический фактор: Чечня - горная республика, и к тому же она граничит с Грузией, что затрудняет современные коммуникации и способствует раздробленности общества. Поволжье, напротив, представляет собой равнину, со всех сторон окруженную российской территорией - а потому возможностей для ведения партизанской войны там намного меньше.
Впрочем, решающее влияние на нынешние настроения мусульман оказала политика самой России. Решение прибегнуть к военной силе, принятое Москвой в 1994 г., и жестокость ее тактики породили возмущение в Чечне и соседних регионах; представление о том, что Россия воюет против всех чеченцев поголовно, вскоре трансформировалось в убежденность об антимусульманском характере этой войны.
Поначалу Дудаев не разыгрывал исламскую карту для получения поддержки. Однако в 1995 г. верховный муфтий Чечни Ахмад Кадыров (отец нынешнего президента республики, поддерживаемого Кремлем) объявил, что чеченский конфликт представляет собой джихад против неверных-русских; руководство сепаратистов в пропагандистских целях вскоре начало преподносить конфликт как борьбу за исламское дело.
В ответ на российское вторжение в Чечню мусульманская идентичность усилилась по всему Кавказу. Этому способствовал и приток боевиков-иностранцев, сражавшихся на стороне чеченцев: многие из них исповедовали 'салафизм' как единственно верное учение (таким образом, их можно считать 'военным аналогом' ученых-арабов, приезжавших в Россию в девяностых).
Чечня
В 1998 г. Чечня-Ичкерия была провозглашена исламской республикой, живущей по законам шариата. В 2008 г. лидер повстанцев Доку Умаров развил эту идею, заявив о создании 'Кавказского эмирата', а самого себя назначив эмиром. Неоднозначная реакция на заявление Умарова среди участников движения сопротивления свидетельствует о напряженности, существующей между националистически настроенными 'сепаратистами', добивающимися лишь независимости Чечни, и религиозными идеологами, требующими создания исламского государства в масштабе всего Кавказа.
Если националистов еще можно замирить за счет предоставления республике широкой автономии и путинской политики 'чеченизации' (сокращения присутствия федерального Центра и передачи большинства функций местным органам власти, финансируемым из федерального бюджета), то религиозные элементы движения скорее всего устроит лишь полный уход России с Кавказа и установление там законов шариата.
В Поволжье ислам, напротив, никогда не приобретал ярко выраженной антироссийской направленности - отчасти потому, что он не использовался для поддержки движений, исповедующих насилие. Более того, давняя традиция сравнительно мирного сосуществования с православной церковью способствовала утверждению большей толерантности в мусульманских структурах региона.
Таким образом, мусульманская идеология играет важную роль в формировании отношения к Москве в соответствующих регионах. Для понимания характера сопротивления России важное значение имеет и анализ деятельности мусульманских социальных структур, особенно джамаатов.
Джамааты представляют собой децентрализованные социально-политические структуры, существующие за пределами влияния больших, официально действующих мечетей, чьих священнослужителей легко подчинить государственной власти. В отличие от мечетей, джамааты действуют в основном подпольно, и становятся центрами притяжения для тех, кто недоволен ошибками и некомпетентностью региональных и федеральных властей. Мусульманские движения за независимость используют джамааты в своих операциях в качестве уже готовых 'боевых ячеек'. Кроме того, джамааты резко критикуют местные суфийские традиции, предусматривающие преклонение перед святыми, как 'идолопоклонство' - выступая с подобной критикой и преподнося себя в качестве очагов 'истинного' ислама, они пытаются вербовать себе новых сторонников.
Мусульманские движения Северного Кавказа также широко пользуются своими связями с Ближним Востоком. Религиозные организации Ближнего Востока, особенно Саудовской Аравии, отправляют на Кавказ не только боевиков и богословов, но и значительные денежные средства. Эта финансовая поддержка побуждает кавказские движения за независимость изображать себя истовыми 'салафистами', чтобы получить еще больше денег и поддержки от зарубежных спонсоров. Тем не менее, эти контакты с Ближним Востоком приводят и к непредвиденным последствиям. После 11 сентября они позволили Москве изображать кавказское движение сопротивления как придаток 'Аль-Каиды', обосновывая тем самым использование против него военной силы.
Социально-экономическая разруха, вызванная военной кампанией и неспособностью властей установить мир в регионе, породила еще одну связь между исламом и нестабильностью. Повсеместная коррупция, жестокость полиции и распространенная бедность льют воду на мельницу мусульманских движений, которые - в рамках 'салафизма' и подобных ему доктрин - обещают восстановить общественную мораль и служат источником занятости, особенно для молодых людей, лишенных иных экономических возможностей.
Усиление движений сопротивления, очевидно, лишь усугубляет незащищенность населения, коррупцию и нищету, которые, в свою очередь, побуждают все больше людей присоединяться к мусульманским группам сопротивления в надежде решить социально-экономические проблемы региона.
Впрочем, сегодня ситуация на Кавказе, несомненно, выглядит не так мрачно, как в начале нынешнего десятилетия - в разгар Второй чеченской войны. Энергичная тактика России и делегирование полномочий местным властям ослабили 'сепаратистские' движения, а мусульманское сопротивление во многом утратило силу из-за ликвидации многих его сторонников и лидеров российскими силовиками.
Воздействием мусульманского сопротивления на российское общество в целом отчасти объясняется резкий рост насильственных преступлений на расовой почве в российских городах, жертвами которых становятся представители темнокожих меньшинств, принимаемые (правильно или по ошибке) за мусульман.
Что же касается отсутствия напряженности между российским государством и мусульманскими республиками Поволжья, то оно в основном связано с политической стабильностью, экономическим благополучием в этом регионе, а также традиционно существующим у местного населения ощущением, что они являются частью российской империи.
Северный Кавказ, напротив, представляет собой горный, бедный, крайне раздробленный в политическом и этническом отношении регион, до конца не смирившийся с гегемонией России. Тамошним партизанским движениям ислам дает целевые установки и характер, но порождает их не он. Скорее 'салафизм' предлагает жителям региона альтернативу коррупции и нищете, отличающим повседневную политическую, социальную и экономическую действительность на Северном Кавказе.
Александр Джексон - помощник редактора бюллетеня Caucasian Review of International Affairs (www.cria-online.org.). В настоящее время он работает над диссертацией по истории войн для получения степени магистра в лондонском Книгс-колледже
_________________________________________________________
Сумеет ли Расмуссен наладить отношения НАТО с исламом? ("Today's Zaman", Турция)
Волна, которая может смыть аль-Каиду ("Foreign Policy", США)
