В мае 1944, незадолго до высадки войск англо-американских союзников в Нормандии, в Москве ходил горький анекдот: 'Кто такой старовер? - Тот, кто еще верит в открытие второго фронта'. При этом самое страшное у Советского Союза, уже несколько лет провоевавшего на первом фронте, уже было позади. 70 лет тому назад 1 сентября Германия напала на Польшу, в 1941 году - на Советский Союз, и никакие зверства нацистов на Западе даже отдаленно не дотягивали до войны на истребление на Востоке.
Когда немецкие оккупанты расстреливали польских учителей и грабили украинские музеи, они планировали гигантскую колониальную империю, где илоты-славяне должны были служить германским 'сверхлюдям'. Советский Союз потерял во Второй Мировой войне 25 миллионов человек. 70 000 городов, сел и деревень были разрушены. Одна только Белоруссия потеряла четверть населения. Самой многочисленной категорией среди убитых после евреев были советские военнопленные. За два месяца 1942 года на восточном фронте погибло столько советских солдат, сколько американских и британских военных за всю войну.
Числа были бы ниже, если бы к коричневому террору не прибавился красный: депортация целых народов, политическая паранойя, доносы. По некоторым данным, только в Сталинграде 13 000 советских солдат были расстреляны за трусость. Каждый пятый солдат, вернувшийся в Советский Союз с войны, погиб или закончил свои дни в лагере.
Более того: ни одно событие не придало коммунизму столько сил, как мировая война, легитимировавшая Сталина и открывшая дорогу социализму. В Польше или Чехословакии советские народы, едва избавившись от колониального гнета, сами стали угнетателями. Поражение нацистского режима не привело к триумфу свободы.
Даже более открытому, уверенному в себе и менее влюбленному в сегодняшний день обществу, чем нынешняя Россия, было бы нелегко выработать однозначное отношение к столь сложному прошлому. Это не оправдание для монументального культа Великой Отечественной Войны, развиваемого в угоду политическим мотивам. В последнее время он используется для восхваления сильного государства и критики вечно сомнительного в моральном плане Запада. Недавно российское государственное телевидение попыталось возложить вину за развязывание войны не на кого иного, как на Польшу. А в обществе уже много лет подряд распространяется сентиментальное невежество, видящее в сталинизме уютную диктатуру без Гулага. Однако при этом жалобы Москвы на то, что Запад так и не оценил по достоинству вклад Советского Союза в победу над нацистским режимом, полностью оправданы. Во время Холодной войны причиной молчания было не столько отвращение к репрессиям по ту сторону железного занавеса, сколько стратегия пренебрежения по отношению к идеологическому противнику. Но и после поражения коммунизма практически никто не нашел верных слов. На семидесятилетнюю годовщину начала войны, отмечавшуюся во вторник в Гданьске, Барак Обама всего лишь прислал советника по национальной безопасности, тем самым продемонстрировав поразительное отсутствие политического чутья.
При этом этот день столь важен не для Америки, даже не для Германии. Споры последних лет о начале войны и вине за ее развязывание вообще на удивление мало затрагивают инициатора тогдашней катастрофы. После объявления нравственного банкротства Германию с большой помпой вновь ввели в круг цивилизованных стран и наградили благосостоянием. В то же время путь в современность не был таки легким для тогдашних жертв - восточных стран.
Правда, российский премьер Владимир Путин нашел в Гданьске слова примирения и еще в понедельник осудил пакт Молотова-Риббентропа. Если в самом деле будет создана российско-польская совместная комиссия историков для исследования катыньского расстрела, где СССР уничтожил десятки тысяч польских солдат, и если Москва и Варшава откроют архивы, то это будут правильные шаги.
Однако в Восточной Европе история - необыкновенно взрывоопасный материал. Польша зачастую трактует упоминания о немцах, изгнанных после войны с территории Восточной Пруссии, как попытку преуменьшить вину Германии. В Эстонии устраивают марши ветераны Ваффен-СС, однако Таллинн спорит с Москвой о преступлениях оккупационных властей СССР. В России или на Украине борьба за право толковать историю вырождается в попытки юридического преследования за 'неправильное' изложение. Но разве можно таким образом разминировать старые снаряды?
История в этом регионе - такая же часть текущей политики, как споры о трубопроводах или отколовшихся провинциях. Принудительная лояльность исчезла, новые союзы еще не прошли проверку на прочность. В таких условиях к прошлому обращаются для создания общих ценностей - против общих противников. И тем не менее конфликты по поводу ужасной, чрезвычайно сложной и именно поэтому такой европейской истории этого региона, в котором герои одних стран расцениваются другими как предатели, вполне преодолимы. Примером может послужить примирение между Германией и Францией. Оно состоялось уже после ста лет вражды.
