Сорокадевятилетняя Хайке Гроос (Heike Groos) побывала в нескольких командировках в Афганистане в качестве военного врача-терапевта. В своем интервью SPIEGEL, она рассказывает о том, как накалялась ситуация, доходя почти до паранойи, о своем чувстве беспомощности перед лицом полного хаоса, о своем увольнении со службы и нервном срыве.
SPIEGEL: Доктор Гроос, Вы говорили, что во время первой командировки в Афганистан в 2002 году Вы чувствовали себя, как в скаутском лагере. Когда обстановка перестала быть такой радужной?
Хайке Гроос: Для меня атмосфера изменилась, когда я увидела первую смерть. Это было во время моей второй командировки в Кабул. Я ожидала, что все будет, как в первый раз - много солнца, красивые пейзажи, приятные коллеги, дружелюбное население. Однако на этот раз один из наших джипов подорвался на мине, погиб молодой солдат. Его тело отвезли в лагерь и передали нам для медицинского освидетельствования. И лишь когда я оказалась в бронированном санитарном автомобиле наедине с трупом мальчика, который напоминал мне моего старшего сына, я наконец поняла, где я нахожусь, и с чем мне предстоит иметь дело.
SPIEGEL: Чем дольше Вы там находились, тем сильнее Вы сомневались в логике, стоящей за этой миссией. С чего начались Ваши сомнения?
Гроос: Мы все сильно изменились, пережив первый теракт, направленный специально против нас. Террорист-смертник подорвал один из наших автобусов, погибло четверо солдат, многие были серьезно ранены. После этого мы стали более осторожными, нервными, недоверчивыми. Позднее, когда из Германии прибывали новые солдаты, казалось, что их готовили как-то по-другому, специально для этого назначения. Первое, что они говорили, не успев выйти из самолета: 'Где талибы? Мы хотим с ними сражаться!'
SPIEGEL: Насколько изменил Вас этот опыт?
Гроос: Опасность сделала меня более уязвимой- но, одновременно, я стала сильнее. Сейчас, если кто-нибудь нападет на моих детей, я смогу его пристрелить и спать после этого спокойно. Не знаю, хорошо это, или плохо.
SPIEGEL: Расскажите, пожалуйста, что было Вашим самым худшим переживанием в Афганистане?
Гроос: Взрыв нашего автобуса в июне 2003 года. Тогда воцарился абсолютный хаос, с которым наши помощники не могли справиться. Я присваивала раненым номера, отмечала характер их ранений, и следила, чтобы им перед транспортировкой оказали необходимую медицинскую помощь. Когда их всех унесли, стало неестественно тихо. Остались только я, еще один врач и мертвецы. Мы не знали, что нам делать дальше. Обычно в такой ситуации врачи приносят соболезнования семье покойного и уходят. Однако тут мы сами каким-то образом оказались в роли этой семьи.
SPIEGEL: Преследовали ли Вас в дальнейшем воспоминания об этом?
Гроос: Да, некоторое время. Некоторые вещи как будто отбрасывают в прошлое, например, запах жареной курицы. Солдаты тогда страшно обгорели.
SPIEGEL: До 2007 года Вы как-то с этим справлялись. Почему Вы все-таки решили уйти из армии?
Гроос: Мне не хотелось дальше участвовать в этой безумной затее. Мне не хотелось бессмысленно наблюдать, как умирают молодые. Многие из моих коллег чувствовали то же самое и точно также увольнялись. На современной войне подобного типа врачи вроде нас чувствуют себя лишними. Солдаты умирают сразу после взрыва. Мы не можем собрать их по кусочкам. Я думаю, одной из причин того, что такое количество врачей уволилось из армии, стало именно это чувство беспомощности. Впрочем, еще одна причина в том, что из-за нехватки врачей зачастую их теперь посылают в Афганистан против воли.
SPIEGEL: Можно ли отвертеться от такой командировки?
Гроос: Практически единственный способ - пойти к психиатру. Мы врачи - не идиоты, и прекрасно знаем, что нужно говорить, чтобы нас не допустили к отправке за рубеж. Многие так и поступают: говорят, что они не способны справиться с ситуацией, что они склонны к депрессии, что у них проблемы со сном и суицидальные тенденции. Разумеется, это ставит крест на их дальнейшей карьере.
SPIEGEL: После последней командировки Вы переехали в Новую Зеландию. Вскоре у Вас случился нервный срыв.
Гроос: Я думала, что со мной все в порядке. Однако в действительности я слишком многое держала в себе. Это было как внезапный прорыв плотины - как будто масса воды смыла все, что удерживало меня в стабильном состоянии. Я просто сидела в кресле и не понимала, что же со мной случилось.
SPIEGEL: Вы написали нам, что рады тому, что срыв случился с Вами не в Германии. Почему?
Гроос: Я уже сталкивалась с тем, как бесчеловечно в Германии относятся к травмированным ветеранам. Их направляют к военным психиатрам, которые, не колеблясь, рекомендуют госпитализацию. Одному моему знакомому сказали, что ему нужна госпитализация, чтобы избавиться от головных болей. Только в больнице ему стало понятно, что его просто собираются запереть в психиатрической лечебнице. Чем это бы ему помогло? Все равно, что оказаться в тюрьме за мелкий проступок.
Интервью брала Самиха Шафи (Samiha Shafy).
___________________________________________________________
Плеснули бензина в афганский костер ("Русская Германия", Германия)
Как я научился не беспокоиться и полюбил войну ("Newser", США)
