Пока экономический кризис продолжает заслонять собой остальные темы, мировая политика переживает быстрые и масштабные изменения. В самых разных областях - от национальной безопасности до торговли - администрация Обамы решительно отрекается от прецедентов эпохи Буша, хотя и недостаточно быстро для ряда критиков из рядов левых. Тем временем, на администрацию серьезно давят, заставляя ее продолжать курс, которым следовали все прочие администрации США со времен падения Берлинской стены, особенно в свете победы в Иране сторонников 'жесткой линии' и появления новых сведений о ядерной программе Тегерана. Однако, несмотря на это президент Обама совместно с другими мировыми лидерами вполне способен покончить с эпохой, последовавшей за холодной войной, и начать величайшую с момента окончания Второй мировой войны реорганизацию мировой политики.
Во времена Второй мировой войны Франклин Рузвельт надеялся, что за порядком в мире будет следить 'концерт' или альянс великих держав, в который изначально должны были войти США, Британия и Советский Союз, совместно с Китайской республикой. Системе безопасности 'концерта держав', предложенной Рузвельтом, соответствовало бы создание новых глобальных экономических институтов, которые не ограничивались бы установлением правил, но осуществляли бы кейнсианское управление спросом в глобальном масштабе в интересах устойчивого и всеобщего мирового роста.
В эпоху холодной войны США отказались от этих планов и выработали стратегию американской гегемонии или американского первенства. Она базировалась на двух принципах: двойного сдерживания и односторонней свободы торговли. Принцип двойного сдерживания означал, что Соединенные Штаты сдерживали одновременно Советский Союз с коммунистическим Китаем и собственных завоеванных и демилитаризованных союзников - Западную Германию и Японию, которым нельзя было позволить вновь обрести независимую военную мощь и перестать быть сателлитами США. Чтобы сохранить Японию и ФРГ в положении довольных государств-клиентов, Америка пообещала не только защищать их жизненные интересы в области безопасности, но и ввести одностороннюю свободу торговли, открыв свои рынки для их экспорта. Всю холодную войну, а также по ее окончании, США закрывали глаза на агрессивную торговую политику своих союзников, особенно Японии, Южной Кореи, Тайваня и других азиатских государств-клиентов. Им позволялось защищать свои внутренние рынки и субсидировать свою промышленность, одновременно пользуясь доступом к американским потребителям. Полсотни лет стратегические элиты обеих партий с готовностью жертвовали американской промышленностью, ради того, чтобы другие крупные индустриальные страны оставались в рамках американской союзной системы.
Когда закончилась холодная война, Соединенные Штаты могли бы начать создавать тот или иной вариант рузвельтовско-кенсианского миропорядка с 'концертом великих держав' и международной макроэкономической координацией в интересах устойчивого роста. Вместо этого, руководствуясь скорее инерцией, чем осознанными планами, администрации Клинтона и Джорджа Буша попытались законсервировать систему холодной войны на неопределенный срок. Объединенная Германия и Япония остались клиентами Америки, в то время, как к России и Китаю, пусть и отказавшимся от марксизма-ленинизма, по-прежнему относились как к актуальной или потенциальной угрозе. Коллапс Советского Союза позволил США превратить Ближний Восток в одну из своих сфер влияния, наподобие Европы и Восточной Азии.
Как и в области безопасности, в области экономической стратегии Америка по окончании холодной войны сохранила старую политику неограниченного доступа к рынкам. Точно так же, как Японии и Западной Германии в свое время было предложено делать автомобили вместо танков и истребителей, так и Китаю теперь дали возможность работать на американский рынок, вместо того чтобы создавать соперничающую с американской военную машину.
В своей речи, произнесенной в 2002 году в Вест-Пойнте, Джордж Буш ясно сформулировал условия сделки: 'Конкуренция между великими державами неизбежна, в отличие от вооруженного конфликта... Америка обладает военной мощью, которой невозможно бросить вызов, и намерена ее сохранить ... Это делает дестабилизирующие гонки вооружений, характерные для других эпох, бессмысленными и сводит соперничество к торговле и другим мирным занятиям'.
Сторонники гегемонии США, в число которых входит изрядная часть внешнеполитической элиты как Демократической, так и Республиканской партии, считают, что первенство Америки необходимо, чтобы не дать развернуться тому, что я бы назвал 'двумя спиралями': спирали гонки вооружений и спирали протекционизма. Согласно так называемой 'теории стабилизирующей гегемонии', как мир во всем мире, так и мировая торговля зависят от одной сверхмогущественной страны, которая обеспечивает остальным общественные блага - безопасность, доступ к рынкам, резервную валюту. Если США откажутся жертвовать своими солдатами и деньгами не только во имя собственных интересов, но и во имя интересов других стран, остальные великие державы - в Европе это, в первую очередь, Германия и Россия, а в Азии - Япония и Китай - начнут вооружаться, чтобы защищать свои интересы. В результате всеобщая подозрительность может привести к гонке вооружений и к войне - региональной или глобальной. Если же США откажутся жертвовать своей промышленностью ради ориентированных на экспорт стран, другие страны могут перестать поддерживать идею глобальной экономики и в итоге драка за рынки и ресурсы может закончиться региональной или глобальной войной. Парад геополитических ужасов, который время от времени устраивает американский внешнеполитический истеблишмент, всегда завершается одним и тем же - угрозой новой мировой войны, третьей.
Таким образом, речь идет о крайне пессимистическом, хотя и выгодном, взгляде на мир, согласно которому только американская мощь и повсеместное вмешательство мешают миру вновь скатиться в ад подобный тому, в который он скатился в тридцатых годах. 'Теория стабилизирующей гегемонии' подразумевает, что в интересах общего мира и процветания Соединенные Штаты должны постоянно напрямую или косвенным образом сдерживать все остальные великие державы. С помощью баз в Германии, США не дают Германии вновь стать враждебной державой, одновременно сдерживая Россию. С помощью баз в Японии, США не дают Японии вновь стать враждебной державой, одновременно сдерживая Китай. Сейчас с помощью баз в Ираке, США не дают Ираку вновь стать враждебной державой, одновременно сдерживая Иран.
Стратегия Pax Americana заставляет своих сторонников преувеличивать могущество и злокозненность держав, назначенных противниками Pax Americana: России, Китая и Ирана. Угрозы преувеличиваются двумя способами. Во-первых, оборонительные военные меры, к которым эти страны прибегают, чтобы предотвратить нападение США - попытки России запугивать Грузию, разработка Китаем 'потенциала сдерживания', который должен помешать США расправиться с ним в случае войны за Тайвань, слабо завуалированные попытки Ирана создать ядерное оружие, чтобы удержать США и Израиль от неядерного удара - изображаются американскими политиками и комментаторами как проявления агрессии. Согласно этим оруэлловским двойным стандартам, окружение США и НАТО постсоветской России прямо у ее границ - 'оборонительная мера', а слабые жесты протеста - такие как полеты российских военных самолетов на Кубу или притеснение Украины - это 'агрессивные' акции, угрожающие новой холодной войной. Как всегда, рыцарь с лучшим мечом требует запретить доспехи и щиты.
Помимо того, что ответные реакции России, Китая и Иран на провокации США у их границ воспринимаются как дьявольские планы, рассчитанные на захват регионального или мирового господства, некоторые сторонники Pax Americana даже начали новую глобальную идеологическую борьбу - на этот раз с 'осью автократии' или 'авторитарным капитализмом'. На самом деле, конечно же, трудно найти три менее похожих друг на друга страны, чем Россия, Китай и Иран, которые к тому же стремятся не свергнуть существующий мировой порядок, а пользоваться его преимуществами на собственных условиях.
Насколько я могу судить по своему опыту, большинство членов американской внешнеполитической элиты искренне считают единственной альтернативой вечному господству США в мире войну и хаос. Выгоду они получают не столько экономическую, сколько психологическую - приятно быть вожаком в самой крутой стае. Однако хотя наши лидеры, по-видимому, готовы поверить в то что лишь американская гегемония предотвращает двойную спираль - конфликтов между великими державами и торговых войн - объяснить эту стратегию народу им было бы непросто. Представим себе следующий воображаемый диалог об американской национальной безопасности:
Гражданин: 'За что наши мужчины и женщины погибали в Ираке?'
Политик: 'Сам по себе саддамовский Ирак не угрожал Соединенным Штатам, но он угрожал гегемонии Америки в Персидском заливе, позволяющей США обеспечивать энергетическую безопасности Японии и Германии, которые, если Америка прекратит гарантировать их безопасность, могут вновь начать вооружаться, что спровоцирует гонку вооружений на региональном и глобальном уровне, могущую привести к Третьей мировой войне'.
Гражданин: 'Что?'
Или представим себе другой воображаемый диалог - о торговой политике:
Гражданин: 'Если другие страны пытаются нечестными методами уничтожить нашу промышленность, почему мы не можем принять ответные меры?'
Политик: 'Ответная реакция США на меркантилизм других стран, пусть даже по существу она была бы оправдана, может заставить ведущие нечестную игру страны вести ее еще более нечестно, что раскрутит спираль экономических войн, которая может вызвать новую великую депрессию, могущую, в свою очередь привести к Третьей мировой войне'.
Гражданин: 'Что?'
Как показывает ответ гипотетического избирателя, если честно объяснить, что стоит за стратегией США, жертвующих американскими солдатами и американской промышленностью, чтобы убедить Германию, Японию, а теперь еще и Китай, остаться мирными и не несущими угрозу державами, изрядная часть (если не большинство) американцев встретит подобное объяснение гневом и недоверием. Поэтому наш двухпартийный внешнеполитический истеблишмент считает нужным врать в ответ на вопросы американского народа.
Гражданин: 'За что наши мужчины и женщины погибали в Ираке?'
Политик: 'Чтобы не дать полоумному диктатору нанести удар по вам и по вашим семьям в Америке, предоставив бомбы террористам или запустив ракеты через океан'.
Гражданин: 'Если другие страны пытаются нечестными методами уничтожить нашу промышленность, почему мы не можем принять ответные меры?'
Политик: 'Потому что все экономисты сошлись на том, что свобода торговли выгодна для обеих сторон, а протекционизм повергнет вас и ваши семьи в бедность и приведет к безработице. Если же вы в этом сомневаетесь, вы невежественные неандертальцы'.
Даже приверженцы стратегии гегемонии признают, что ее нельзя открыто представлять публике во избежание негативной реакции. Так, в своей книге 'В защиту Голиафа' ('The Case for Goliath') Майкл Мандельбаум (Michael Mandelbaum) пишет, что американцев 'никогда не спрашивали, одобряют ли они то, что их страна служит главным международным поставщиком общественных благ, а если бы им задали этот вопрос напрямую, они бы, наверняка, спросили в ответ, обязаны ли Соединенные Штаты так активно, как это делалось в первое десятилетие двадцать первого века, вкладываться в тех, кто мало отдает и им, и другим странам'. Завершает свои размышления Мандельбаум, снисходительно заявляя, что 'роль Америки в мире частично связана с тем, что американцы о ней не слишком задумываются'.
Пока рано говорить о том, есть ли у Вашингтона реальная альтернатива стратегии холодной войны-2, заключающейся в постоянном сдерживании России и Германии, Китая и Японии, Ирана и Ирака, которым занимались как демократы, так и республиканцы с тех пор как рухнула Берлинская стена. Тем не менее, появляются некоторые обнадеживающие признаки.
'Большая двадцатка' очень напоминает зарождающийся 'концерт держав'. Ее представительность и гибкость может позволить ей фактически заменить в сфере безопасности окостенелый и устаревший Совет безопасности ООН. Координация экономического стимулирования странами 'двадцатки' в прошлом году стало хорошим примером кейнсианства в глобальном масштабе. А администрация Обамы в отличие от своей предшественницы ясно дала понять, что США не могут далее быть основным рынком для Китая и прочих ориентированных на экспорт стран. Пошлины, введенные администрацией на китайские покрышки, свидетельствуют о том, что США пересматривают концепцию одностороннего доступа к рынкам.
Хотя жестокость и воинственность иранского режима, вероятно, исключает сближение в ним, администрация Обамы частично отошла от политики окружения России, отказавшись устанавливать в Польше систему противоракетной обороны НАТО, угрожавшую России, а не Ирану. Кроме того, после долгого периода скрытого военного соперничества между США и Китаем, Обама, судя по всему, скорее, заинтересован в партнерстве с самой многолюдной страной мира, и не собирается втягивать ее и дальше в бессмысленную гонку вооружений.
Впрочем, такой же шанс перейти от конфронтации к 'концерту держав' был и в начале девяностых. Будем надеяться, что президент Обама в отличие от президентов Клинтона и Буша будет стремиться к воистину новому мировому порядку, а не к вечному сдерживанию и вечной холодной войне.
__________________________________________________________
Великая иллюзия ("The New York Times", США)
Заблуждения основанной на "ценностях" политики ("Delfi", Литва)
