О природе власти в СНГ

Осень 2011 года принесла нам две знаменательные даты: двадцатилетие СНГ и двадцатилетие путча ГКЧП, ставшего спусковым крючком формального юридического распада СССР. Что же такое СНГ, откуда и куда оно эволюционирует? Речь, конечно, идет не о самой структуре организации, ее аппарате – вопрос о природе власти в СНГ, политическом значении идеи постсоветской интеграции.

Для понимания природы СНГ мы должны отдавать себе отчет или, как минимум, не заблуждаться относительно того, что же произошло в СССР двадцать лет назад – весной и летом 1991 года. В конечном итоге после ряда флуктуаций у власти осталась та же номенклатурно-партийная элита позднего СССР.

Движение по кругу

Достаточно взглянуть на список фамилий президентов СНГ 1995—2000-х годов – это несколько бывших кандидатов и членов Политбюро ЦК КПСС: Эдуард Шеварднадзе, Гейдар Алиев, Борис Ельцин; главы республиканских комитетов партий: Нурсултан Назарбаев, Ислам Каримов, Сапармурат Ниязов; директор крупнейшего советского предприятия ВПК – Леонид Кучма; председатель колхоза – Александр Лукашенко.

Собственно, если рассматривать ближний круг этих лидеров, то видно, что окружение являлось выходцами либо из тех же структур КПСС, либо вполне сформировавшимися кадрами из аппарата КГБ, МВД и Совмина СССР различного уровня. Заметим, что дальнейшая эстафета власти, то есть практическое решение кадровых вопросов на среднем и высшем уровне, также определялась тем, преуспел ли кандидат в рядах Комсомола (молодежной организации партии).

Далее бизнес. Только на первый взгляд кажется, что эта сфера активности была диаметрально противоположна советской бюрократии. Отнюдь. Во‑первых, уже с начала 1980‑х годов высшая партийная элита под прикрытием сотрудников КГБ и сделок Внешэкономбанка СССР выводила, а затем аккумулировала за границей значительные по тем временам партийные средства. Вряд ли в конце 1980‑х кто-то питал иллюзии, считая, что эти капиталы пойдут на поддержку международного коммунистического движения.

До сих пор документы из дела о ГКЧП, касающиеся деятельности Управления делами ЦК КПСС, занимавшегося этими вопросами среди прочих, остаются под грифом секретно (идеолог ГКЧП, последний глава КГБ СССР Владимир Крючков в 1990 году подписал распоряжения о создании специальной группы по прикрытию вывода партийных средств за границу). О характере сделок по управлению этими советскими активами можно судить лишь по отдельным небольшим фрагментам документов, опубликованным российскими СМИ. Но даже по ним видны значительные масштабы этих операций.

В дальнейшем, после крушения СССР и распада КПСС, партийные средства передавались доверенным лицам для ведения бизнеса уже внутри стран СНГ. Схожая судьба постигла основные промышленные и ресурсные предприятия СССР: конкурсы по их первоначальной приватизации выигрывали нужные люди и организации. Таким образом, партийно-хозяйственная номенклатура бывшего СССР преобразилась.
Отброшена дряхлая идеология, ставшая обузой, на передний план вышли настоящие ценности эпохи – накопление капитала на разных уровнях: от консолидации крупных активов в руках частно-государственных фирм до банального обогащения элиты и вывода сверх доходов в зарубежные активы.

Не трогай лихо, пока тихо?

Естественно, что дальнейшая эстафета передачи ключей системы «власть-бизнес» делегировалась более молодым кадрам, не столь связанным с советским опытом. Однако вновь выстроенная система в бывших советских республиках не предполагала никакой демократической ротации.

Нерасчлененное единство власти и собственности в сочетании с политическим и социальным господством правящей элиты сознательно тормозило процессы социально-политической модернизации в государствах СНГ.

Почему?

Если бы постсоветские лидеры пошли бы по пути выстраивания институтов конкурентного политического управления, поддерживали механизмы проведения честных выборов, то вскоре утеряли бы власть и, следовательно, собственность.

Поэтому вплоть до 2003 года мы видим на постсоветском пространстве  сугубо одну схему передачи высшей власти: действующий президент выбирает преемника, политического наследника и управляющего главными активами постсоветской национальной власти-бизнеса. И эта схема доминирует.

Дальнейшие события в СНГ, после 2003—2004 года, и затем новейшие примеры свержения арабских режимов заставили искать сценарии, корректирующие эту классическую схему.

Например, тот же Назарбаев, если будет принимать решение о транзите власти, то окажется в куда более сложных условиях, чем пять-шесть лет назад. Проще досидеть свой срок до собственных поминок, тем самым снимая с себя ответственность за будущее страны.

Что же граждане СНГ? Как мы видим, активное большинство подчиненного этой модели населения в целом смирилось с таким раскладом.

Во‑первых с точки зрения идеологии, точнее ее отсутствия. Граждане СНГ искреннее разделяют методы капиталистического накопления, поэтому подсознательно оправдывают власть, ставя себя на ее место. Работает патриархальный евразийский стереотип: «лучше пусть будет этот, чем новый, при котором будет еще хуже».

Такая позиция, безусловно, на руку власти. При этом общее ментальное согласие с ценностями постсоветского госкапитализма подогревается патерналистскими ожиданиями от государства. Для большинства населения СНГ старше 45 лет, знавшего советские стандарты, государство по-прежнему должно нести едва ли не полную нагрузку по обеспечению социальных обязательств. В таких условиях приход либерально-демократической модели вряд ли возможен.

Два мотива СНГ: ностальгия и страх

Огромное значение в теме трактовки постсоветской истории имеет правильное прочтение политических событий, снятие с них кулис, повешенных официальной пропагандой участников этого процесса. Если до конца честно отвечать на вопрос, зачем нам СНГ, то сравнительно просто сделать следующий вывод: цементирующим раствором постсоветского Содружества, общим основанием взаимодействия элит являются по сути два мотива. Первый – ностальгия. Второй – страх.

Ностальгия обращена в прошлое. Страх – в будущее. Ностальгия в среде первых (по времени и статусу) элит СНГ – это смутное желание иметь престижную геополитическую крышу, похожую на Советский Союз. Понятно, что возвращаться к диктату одной партии, приказам из Кремля, контролю КГБ никто не хочет, за исключением ряда культовых персон, прежде всего в российском руководстве. Но желание обладать клубом для поддержания созданного механизма монопольного политического регулирования было присуще всем первым участникам саммитов СНГ.

В конце концов, где еще найти международную организацию, где бы президенты небольших постсоветских республик не терялись в толпе, чувствовали себя на равных или почти на равных? И, кроме того, «решали вопросы» в узком кругу.

Поэтому все эти годы, особенно после саммитов СНГ, мы слышали о старте все новых проектов псевдоинтеграции – о создании единого экономического пространства, появлении «своей» валюты (назарбаевский акметал), о создании системы своих критериев легитимности (вспомним борьбу с БДИПЧ ОБСЕ) и т. д. Абсурд этих заявлений в том, что одновременно с ними элиты вовсе не желают отказываться от всех преимуществ национальной независимости и многовекторности внешней политики.

Иными словами, существует некая область ностальгической мечты – построить нечто напоминающее былое единство без его плохих компонентов, то есть без советской власти, без монопольного влияния Москвы, без рычагов серьезного влияния со стороны Запада. Но как создать такую модель? В нынешнем виде постсоветская интеграция обречена на провал.

Во‑первых, постсоветское пространство на уровне частной экономики, на уровне личных прав граждан открыто внешнему миру. Можно постоянно контролировать Интернет, ограничивать миграцию, но железный занавес ушел в историю.
Второй момент – интеграция предполагает воплощение общего будущего, сложение усилий в одну корзину, отказ от распределения сверхдоходов в узком кругу, увеличение путей доступа к власти, усиление внешних центров контроля.

Следовать этому маршруту по-настоящему элиты не желают. В конце концов, уводить средства с партийных счетов начали задолго до 1990 года, и сегодня никто не откажется от домов, яхт и компаний, находящихся в развитом и реально привлекательном мультикультурном западном мире, ради ностальгии «воспоминания о будущем».

Схожесть менталитета постсоветских элит значительно слабее влияния их капиталов, реальной зависимости элиты и среднего класса от определенного качества жизни, предоставляемого суверенитетом и независимостью государства. Элите не нужна полная интеграция, лишь частичная, по сути имитационная, в зависимости от конъюнктуры момента.

В свою очередь природа экономических отношений в СНГ – это торговые войны.
Наиболее наглядный пример торговых войн – это газовый экспорт России, а также блокирование экономических инициатив партнеров (например, блокирование предложения Киева о создании зоны свободной торговли в СНГ).

Есть и менее масштабные, так сказать, региональные примеры торговых войн, например, сражения вокруг проблемы водно-энергетического обмена в Центральной Азии.

Что по существу могут обсуждать на саммитах СНГ без трений – это гуманитарные темы. Но опять же за скобки нужно вынести сюжеты, связанные с российскими языковыми и образовательными программами. Здесь также не все безоблачно. Национальные элиты в целом за мягкое выдавливание либо четкий контроль русскоязычного культурного пространства в своих странах.

В результате в гуманитарной повестке СНГ остаются ни к чему не обязывающие вопросы типа соглашения об увековечении памяти мужества народов СНГ в Великой Отечественной войне 1941—1945 годов, проблемы выплаты пенсий и, конечно, проведение форумов для престижа организации.

…Закончить этот обзор истоков и деятельности первых постсоветских структур можно смешной коллизией, подчеркивающей абсурдность их существования.

В СНГ есть такая организация – Бюро по координации борьбы с организованной преступностью и иными опасными видами преступлений. Так вот, ее директор генерал милиции РФ Александр Боков недавно осужден за вымогательство $46 млн. Наверняка у тех, кто назначал Бокова на эту должность, были подозрения в том, что генерал на досуге занимается сложными криминальными аферами.

При этом весьма вероятно, что существует определенный прейскурант назначения на эти посты среднего звена интеграционных структур. Это еще один пример, доказывающий двусмысленный и непонятный статус этих объединений.

От редакции: Этой статьей мы приглашаем читателей нашей газеты к дискуссии на тему природы власти СНГ и будущего стран с авторитарными режимами. На наш взгляд, автор высказал весьма любопытное видение проблем постсоветского пространства. Но мы уверены, что найдутся и несогласные с его точкой зрения. Пишите нам – мы готовы дать возможность высказаться на эту тему всем желающим.

Запасной путь для бронепоезда

Теперь о другом скрытом механизме СНГ – страхе элит за свое будущее. Как это работает, лучше всего понятно из риторики заявлений ОДКБ. Почему ОДКБ нужно рассматривать в контексте истории СНГ? По существу это своеобразный узкий клуб безопасности авторитарных режимов СНГ.

Публично организация создавалась ради предотвращения различных внешних угроз. На деле речь шла о различных проблемных ситуациях внутри государств‑членов, предполагая возможность подавления мятежей и сепаратизма силами дружественных режимов. Наиболее проявленным этот мотив периодического членства в ОДКБ можно было наблюдать у Ислама Каримова.

Кроме того, ОДКБ должно было дать гарантию безопасности каждой из сторон в отношении другой: то есть фактически постсоветский пакт о ненападении, что было и остается весьма актуальным в ситуации неурегулированных границ на общем пространстве и других территориальных проблем, например, в треугольнике Узбекистан – Таджикистан – Киргизия.

Парадокс этой истории в том, что на сегодняшний день в этом формате разочаровались буквально все участники.

Дело в том, что ОДКБ вопреки практике ее »неприменения» воспринимается как один из способов сохранения стабильности режимов – «наш бронепоезд на запасном пути». Полноценное военно-техническое развитие на сегодняшний день можно получить лишь в сотрудничестве с НАТО.

Но Североатлантический альянс задает неудобные вопросы в отношении демократии и может потребовать выполнения определенных стандартов. Поэтому пока есть ОДКБ, всегда будет возможность усилить ее структуры, если ненароком случится кризис в отношениях с НАТО и западным миром.

Конечно, вряд ли режимам в Ливии, Тунисе и Египте, будь у них аналог ОДКБ, удалось бы устоять. Но все-таки расклад мог бы быть иным. Поэтому организацию, не сговариваясь, стараются оберегать от скандалов. Например, Россия, получив просьбу о вмешательстве со стороны переходного правительства Киргизии весной 2010 года, эту просьбу проигнорировала под надуманным предлогом. Проблему замяли.

Более того, Москва со своей стороны не слишком давит на участников даже по линии своих прямых интересов – вспомним реакцию ОДКБ на российско-грузинский конфликт в августе 2008. По большом счету она была никакой. И Москва смирилась.

Характерно, что Россия ведет политику так, будто сознательно сдерживает реальное усиление структур организации, ограничиваясь лишь имитацией активности. В частности, практически не двигается процесс формирования коллективных сил оперативного реагирования.

Не ясно, чем и как их будут оснащать. Вся работа ограничивается громкими оптимистическими заявлениями о »переходе к практическим мероприятиям», «о заключительной проработке вопросов» и рядом военных учений, которые в сущности могут происходить и без структуры безопасности, просто на уровне взаимодействия генштабов нескольких государств.

Возможно, причина в том, что на сегодняшний день в распоряжении президента РФ практически нет боеготовых подразделений, за исключением пяти батальонов ВДВ. Но, тем не менее, на фоне милитаристских заявлений Александра Лукашенко, требующего усиления «ребра жесткости» в ОДКБ, позиция России выглядит весьма пацифистски.

Нужно отметить, что ОДКБ как система безопасности СНГ могла пойти по пути развития систем противодействия гражданским и природным вызовам. Например, развивать силы, направленные на мониторинг стихийных бедствий, предотвращения их последствий, создать силы для оперативного реагирования на техногенные катастрофы. Одним словом, объединиться по линии МЧС. Такая миссия была бы понятна и поддержана гражданами стран-участников. Однако этот вектор не проявился вовсе.