Журнал Týden заставил меня написать эти рассуждения. Я подчеркиваю это, потому что сам бы я в данный момент не чувствовал мотивации писать что-то подобное, потому что я считаю, что некоторые вещи уже слишком ясны (и их знают все), а о других вещах никто не хочет слышать. Надо исходить из того, что:
- Европа (ни в коем случае исключительно Греция) находится в серьезном и глубоком кризисе. И это не только кризис финансовый или валютный, и это даже не только кризис экономический. Это кризис европейского общества как такового, его поведения, его образа мыслей;
- Чешскую Республику этот дефект также затрагивает, но она его, скорее, импортирует, чем экспортирует. Сейчас и в последующие годы нарастание европейского кризиса нашей стране из-за связи нашей экономики с Западной Европой в экономическом плане наносит значительный вред.
Если быть рационально пессимистичным, а не неуместно оптимистичным, я опасаюсь, что Европу, и нас вместе с ней, ждет «потерянная декада», подобная той, какую в 90-е годы пережила Япония. Декада без экономического роста, декада постоянных сокращений расходов и спасательных мер, декада социальных беспокойств. За последние недели на эту тему я написал книгу «Европейская интеграция без иллюзий», которая через несколько дней выйдет в издательстве Euromedia–Knižní klub. Я ссылаюсь на эту книгу, потому что эта статья ограничена в объеме, поэтому некоторые вопросы здесь не затрагиваются или только упоминаются.
В Европе нас должны волновать (а меня волнуют уже долгое время) два (казалось бы, только два, но они, по сути, содержат в себе почти все) вопроса: способ европейского интегрирования (пустого, бессмысленного, по сути, ликвидирующего все очарование Европы через унификацию) и европейская патерналистская и поэтому неэффективная социально-экономическая система (soziale Marktwirtschaft). Ничто из этого не возникло вчера, но ошибочный политический проект европейского валютного союза означал переход Рубикона и обнажил гораздо более глубокие проблемы.
И во время коммунизма, по крайней мере некоторые из нас, за европейским процессом интеграции следили очень внимательно. Мы знали положительные стороны этого процесса, и поэтому мы хотели в нем участвовать после падения коммунизма, но мы знали и его очень проблемные стороны. Мы обращали внимание на то, что в пространстве над уровнем государств неизбежно возникает опасное для граждан, но привлекательное для политиков поле – ничем и никак неустранимый вакуум легитимности. Это нас волновало и волнует, опять повторяю, по крайней мере некоторых из нас. Мы не недооцениваем проблему, которую в сегодняшней Европе иногда эвфемистически называют дефицитом демократии. Я бы назвал это отсутствием демократии, или же постдемократией.
Наученные коммунизмом, наученные совершенно очевидным провалом государства, мы гораздо сильнее верим в рынок, чем верят в Западной Европе, и поэтому нас настолько удручает социально-экономическая модель, преобладающая в Европе. Степень регулирования, контроля, управления, организации экономической жизни сверху и степень подавления рынка находятся далеко за пределами любой рациональной экономической организации. Степень государственного вмешательства в экономику в сегодняшней Европе диаметрально отличается от раннего агрессивного коммунизма, но она уже не так сильно отличается от его заключительных, уже достаточно «мягких» стадий.
Я совсем неслучайно говорю о Европе, потому что сегодняшняя проблема не касается всего мира. Она затрагивает только Запад, то есть Европу и Соединенные Штаты Америки, а эта часть мира уже давно не является «миром», хоть она по-прежнему себе это внушает. Итак, проблемы затрагивают ту часть мира, которая в конце прошлого десятилетия своей безответственной политикой допустила глубокий финансовый и экономический кризис, поставивший под угрозу саму суть капиталистической системы, кризис, который сделал возможным сегодняшний долговой кризис еврозоны и таким образом поставил под угрозу Европу как таковую и который, как видно, в данный момент направляется к новому кризису. Ряд экономических индикаторов очень убедительно показывает наступающий экономический провал или, как минимум, замедление темпов.
Причины этих проблем не являются исключительно экономическими и, тем более, исключительно финансовыми или валютными. Западная цивилизация в последнее время развивалась таким образом, что в итоге совершила роковую ошибку. Под лозунгом прогресса она создала социально-экономическую модель, которая на первое место ставит не экономическую эффективность, от которой должно идти все остальное, а автономно развивающиеся требования отдельных лиц, различных заинтересованных групп и социальных групп, и целых государств. Это радикальный переворот порядка вещей, и в этом смысле это подобно коммунизму.
Решающими стали требования и их оторванность от производительности, продукции, общих доходов. Неадекватный рост общественных расходов, и вытекающие из них долги, во многих странах западного мира вызван ни чем иным, как возможностью разделять две эти вещи. В частном секторе это разделение технически возможно благодаря существованию банковского кредита, и нет никаких сомнений в том, что легкомысленное предоставление банковских кредитов (и всех связанных с ними финансовых инструментов) было одной из главных причин возникновения недавнего глубокого финансового кризиса. В сфере общественной это разделение возможно благодаря существованию государств и их специфической бюджетной политики, или же в случае государства недостает «жестких бюджетных ограничений». Возникновение долгового кризиса государств вызвано возможностью краткосрочно не выравнивать государственный бюджет. И ничего более или менее загадочного здесь нет.
Для меня вовсе не выигрыш и не удовлетворение то, что теперь я могу говорить, что свою критику, как один из немногих, я не представил теперь, когда это модно и, по сути, легитимно. Меня это радовать и удовлетворять не может. Я не независимый наблюдатель за Европой с другого континента или с другой планеты. Я житель этого континента, здесь живет моя семья, здесь живут мои сыновья и внуки, здесь живут люди, которых я люблю, я исключительно заинтересован в положительном развитии Европы, и поэтому я разочарован, что европейские политики сегодняшнюю ситуацию не воспринимают всерьез. Они все еще думают, что достаточно делать лишь небольшие косметические вмешательства, они все еще верят (или делают вид), что мы не стоим на судьбоносном перекрестке. Но мы как раз там и есть.
Специфическим феноменом последнего десятилетия в Европе и акселератором сегодняшней европейской проблемы было рождение Европейского валютного союза, который включил в себя экономически очень разные страны, страны с различным фискальным поведением, страны с различной склонностью к инфляции, со склонностью к разному развитию потоков экспорта и импорта, с сильно отличающимися друг от друга склонностями к экономии и инвестициям. Этот союз лишил эти страны ключевой экономической величины, самой важной из всех цен, - валютного курса. Было трагически недооценено то, что страны-члены еврозоны благодаря единому валютному курсу потеряли необходимые сигналы о самих себе. И окружение начало воспринимать эти государства (что было фатальной ошибкой) как страны одинаковые. Результатом всего это было то, что они могли (неприемлемо длительный период времени), по сути, безнаказанно брать в долг. И некоторые из этих стран также неприемлемо длительный период времени брали в долг. Поэтому и возник сегодняшний долговой кризис.
Уже сегодня цена ошибочной системной организации Европы огромна. Еще больше настораживает то, что эта цена будет (если не произойдет глубокое изменение, по своему масштабу и глубине близкое нашей трансформации после коммунизма) не линейно, а экспоненциально расти. Скажем ясно: или в Европе такая трансформация будет проведена как можно раньше, или Европа превратится в периферию динамически меняющегося остального мира.
Существует вообще какое-то решение? Безусловно, существует, но оно предполагает, что в Европу вернется политика. Когда я говорю «в Европу», я не имею в виду, что политика может «прийти» в Брюссель. Туда политика, в отличие от политиканства и лоббирования парциальных интересов, не придет, потому что она там быть не может. Политика может быть только там, где есть демократия, это на уровне государства. На уровне континента политики быть не может. Ни один европейский народ как условие демократии и политики не существует и даже не может существовать. Политикой, принимающей во внимание Европу как целое, могут заниматься только политики в отдельных европейских странах в качестве дополнения к своей внутренней политике.
Несчастьем европейского развития последних десятилетий, особенно после эры Жака Делора (Jacques Delors), стало и то, что вечный человеческий, и в высшей степени политический, вопрос отношений плана (государственного регулирования) и рынка удалось фактически отменить.
Злое национальное государство в ЕС исчезает, и таким образом этот вечный вопрос человечества якобы становится решенным. Регулируют (управляют) другие нации, которые якобы избегают дилеммы план-рынок. Управляет Европейская комиссия (и другие органы ЕС), а это ведь не государство! Этот поразительный маневр тех, кто свободе человека и рынка не верит (и никогда не верил), европейские либералы и демократы, к сожалению, не разгадали. Поэтому людям типа Жака Делора, Романа Проди, Жозе Мануэля Баррозу удалось это сделать. Теперь, наверное, единственная возможность – начать все медленно возвращать назад.
