В очередную годовщину аварии на Чернобыльской АЭС ликвидаторы последствий катастрофы оказываются в центре внимания. Но потом о них опять забывают. Репортаж DW о том, как живут ликвидаторы в разных странах.
Дортмунд, конец апреля, торжественное открытие европейской недели «За будущее после Чернобыля и Фукусимы». Вокруг Анатолия Лигуна собрались более сотни немецких политиков, общественных и церковных деятелей. «За 27 лет после аварии на Чернобыльской АЭС умерли 200 тысяч человек, столько же стали инвалидами», - рассказывает 71-летний мужчина из Чернигова, участвовавший в ликвидации последствий катастрофы. От лица своих бывших коллег он просит присутствующих сделать все возможное, чтобы никому не пришлось повторять их подвиг. В зале гаснет свет, и загораются 150 свеч, выставленных в форме символа, изображающего радиацию.
Немецкий ликвидатор
Лигун и 14 других ликвидаторов из Украины и Беларуси с 19 по 27 апреля находятся в Германии по приглашению Международного образовательного центра (IBB) из Дортмунда. Они выступают в школах, церквах, кафе и библиотеках, в эти дни постоянно оставаясь в центре внимания. Но обычно они чувствуют себя забытыми - вне зависимости от того, где живут: на Украине, в Беларуси или Германии.
«А хотите услышать историю немецкого ликвидатора?» - спрашивает мужчина в коричневой кожаной куртке, присутствующий на церемонии открытия недели. Якову Штетингеру (Jakow Stetinger) было 28 лет, когда в августе 1986 года он получил открытку с текстом: «Уважаемый товарищ! Приглашаем Вас на торжественное собрание, посвященное выполнению правительственного задания».
Штетингер работал тогда водителем в городе Степногорск в Казахстане, где перерабатывали урановую руду. Ответить на «приглашение» отказом ему и в голову не пришло. А правительственным заданием оказалась ликвидация последствий аварии на ЧАЭС.
«Ликвидаторы помогали всей Европе»
Яков Штетингер, конечно, слышал о ней, но масштаб трагедии стал ему понятен, только когда в ноябре 1986 года он сам оказался в Чернобыле. «Там не было детей и женщин. Вокруг - только мужчины в черных и белых робах. На балконах висело на веревках грязное, потрепанное белье», - вспоминает Штетингер. Все архивные документы - пропуск на ЧАЭС, квитки о зарплате, благодарственные грамоты и фотографии - он как настоящий немец хранит в толстой папке.
В 1991 году Яков Штетингер переехал в Германию как поздний переселенец. В Вуппертале не раз интересовался у чиновников, полагается ли ему материальная компенсация. «Отвечают, что они не должны платить за ошибки другого государства. Но ведь ликвидаторы помогали всем, они спасали Европу», - недоумевает 54-летний немец.
По его словам, в Германии живут еще как минимум шесть других ликвидаторов-чернобыльцев и они тоже не получают поддержки от властей. Впрочем, Штетингер признает, что, по сравнению с ликвидаторами, живущими сегодня на Украине и в Беларуси, ему кое в чем повезло: «Медицина в Германии на высоком уровне». Немецкому ликвидатору уже сделали бесплатно несколько операций, удалили опухоль в полости рта.
Пятикратная смертельная доза
А вот Вадиму Гинтеру из Днепропетровска приходится самостоятельно платить за лечение и свое, и его детей. Глядя на 46-летнего мужчину в деловом костюме и строгих очках, и не подумаешь, что он инвалид второй группы. Гинтер был среди тех, кто одним из первых оказался на месте аварии. «Мы, солдаты срочной службы в Борисполе, прибыли на ЧАЭС через четыре часа после взрыва», - вспоминает ликвидатор.
По его словам, полученная им доза радиации в несколько раз превышает предельно допустимую норму. На мою удивленную реакцию Гинтер реагирует так: «Мы служили в элитных подразделениях. В отличие от простых солдат, принимали меры предосторожности - пили специальные таблетки, нам делали уколы».
Несмотря на это, Вадим Гинтер в 1986 году заболел лучевой болезнью, ему удалили опухоль. Сегодня пенсии ликвидатора недостаточно, чтобы обеспечить семью. Выживать ему помогает занятие частной адвокатской практикой.
А из белорусского законодательства убрали сам термин «ликвидатор», сокрушается минчанин Владимир Седнев. А вместе с термином - и почти все льготы для соответствующих лиц. «Сегодня о нас стараются забыть. В Беларуси строят АЭС, и говорить о негативных последствиях атомной энергетики не принято», - поясняет Седнев.
В сентябре-ноябре 1986 года он отвечал за теплоснабжение в Чернобыле, необходимое для работ по дезактивации. Инженер отрицательно относится к строительству атомной станции на своей родине: «Это очень сложные технологии. На сегодняшний день наша промышленность не готова качественно решить эту задачу».
Беспрекословное выполнение приказа
Интервью с Анатолием Лигуном, выступавшим в Дортмунде, записываем стоя. После операции, которую украинскому ликвидатору сделали три месяца назад, ему больно сидеть, говорит Легун, как будто извиняясь. Таким же тоном он рассказывает о том, что после дезактивации хранилища ядерного топлива в июне 1986 года ему было так плохо, что он пролежал весь день в постели.
«Целые сутки не мог приступить к исполнению своих обязанностей», - вспоминает бывший начальник оперативной группы особой зоны на ЧАЭС, получающий сейчас пенсию, в пересчете равную 120 евро. На вопрос, поехал ли бы он сегодня вновь устранять последствия подобной техногенной аварии, Лигун отвечает: «Несмотря на все негативные последствия, да». И после небольшой паузы добавляет: «Я понимаю ваше удивление, это сложно объяснить. В Советском Союзе все приказы выполнялись беспрекословно».
