Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ
Немецкий бизнесмен признается, что работать в России стало трудно, но он остается. И объясняет: свобода слова и поездок остались, мешает давление Запада в виде санкций и "списка позора" от Йельского университета. Но он решил не подводить 400 русских сотрудников.
В то время, как крупные компании, например, SAP, Россию покидают, многие представители среднего бизнеса остаются в стране. Управляющий одной из немецких фирм, работающих в России, рассказывает, почему.
WirtschaftsWoche: Господин Шнайдер, говорят, что есть две России. Одна, что была до 24 февраля, и другая, что возникла после. Есть ли что-нибудь из прежней России, по чему вы тоскуете?
Ульф Шнайдер: Да, прежде всего я тоскую по контактам между русскими и европейцами. А также об обмене между русскими и украинцами. У нас офисы в обеих странах, и с 2014 года я изо всех сил старался удерживать обе страны в контакте. Но такой коммуникация ставят преграды.
– Вы – одна из 4000 немецких фирм, работавших в России до войны. Сколько их осталось сегодня?
– Официальной статистики нет. Недавно я видел результаты опроса, согласно которым половина западных фирм покинула страну. Вероятно, так оно и есть, если говорить о больших международных компаниях. Но для средних предприятий из Германии эти данные точно неверны. По моим оценкам, 80 процентов немецких фирм остались в России.
– О тех, кто продолжает работать в России, практически ничего не слышно.
– Общественное и политическое давление на эти фирмы, в особенности во втором квартале, стало невероятным. Поэтому большинство из них старается не попадать на радары общественного внимания. Например, существует "стыдящий" список Йельского университета, куда включены фирмы, продолжающие зарабатывать деньги в России – так называемый "Список позора". У местных иностранцев он ходит по рукам. Никто не хочет попасть в такую круговерть.
– Почему вы остались?
– Не вижу причин, почему я должен свернуть бизнес после 20 лет работы в России. Самый важный критерий для меня – вопрос, что я могу сделать для сохранения мира и как могу помочь пострадавшим людям. Не знаю, чем я помогу, покинув Россию. Помимо этого, я несу ответственность за 400 сотрудников и их семьи в России. Они не сделали ничего дурного, а просто пытаются поддерживать контакты с украинцами и европейцами.
– Разве вы своим бизнесом не помогаете Путину финансировать войну?
– Я так не считаю. Во-первых, в моем случае речь идет об относительно малых суммах по сравнению, например, с теми валютными доходами, которые Россия получает за границей. Кроме того, я просто не верю, что путем уменьшения налоговых поступлений можно остановить войну.
– Но если страдает российская экономика, то возрастает давление на правительство.
– Сомневаюсь, что российская экономика обвалится в ближайшее время. Тут в Москве все подорожало и отсутствуют некоторые товары, например, запчасти для автомобилей. Но коллапс так быстро не произойдет. Кроме того, я не считаю разумной политической целью обречь на страдания миллионы российских граждан.
– Какова альтернатива?
– История Европы после Второй мировой войны и до сегодняшнего дня учит нас, что мира нельзя добиться экономической дезинтеграцией, а только экономической интеграцией, подкрепленной порой жесткими политическими решениями. Считаю важным сохранять мосты с Россией. Во время существования двух немецких государств я жил на западной стороне пограничной зоны. По собственному опыту могу сказать, что долгосрочные личные контакты и экономический обмен приносят плоды. Лозунг "Изменение через торговлю" успешно работал. И не думаю, что война что-то в этом изменила.
– Как реагируют ваши друзья и коллеги в Германии на эти аргументы?
– Многие видят, что некоторые компании покинули Россию, потому что не могут работать в условиях санкций или опасаются общественного давления. Никто не уходит, потому что решил порвать отношения с российским населением.
– Как немецкие фирмы на местах справляются с данной ситуацией?
– Настроение сотрудников ужасное. У каждого есть друзья, родственники или знакомые на Украине, о которых мы беспокоимся. В нашем киевском офисе после начала войны пропал один из сотрудников. Он исчез после ракетного удара по поселку, где жил. Мы уже потеряли надежду, но спустя месяц он вдруг нашелся. Оказывается, он месяц прожил в подвале и не решался выйти на улицу. Это ужасно.
– Все ваши украинские сотрудники живы?
– К счастью, да.
– А как идут дела в бизнесе?
– Для нас, консультантов, работы хватает, мы получаем много запросов относительно того, как можно уйти из страны и продолжить работу в Германии. Но многие компании испытывают огромные трудности. Например, немецкие промышленные предприятия на местах несут огромные убытки и борются за выживание.
– Какие препятствия им приходится преодолевать?
– Большинство их них связаны с санкциями и логистикой. Раньше транспортировка грузовиками из Европы в Россию была обычным делом. Сегодня все по-другому. Российские и белорусские фуры в ЕС под санкциями. Когда груз, например, через Белоруссию должен отправиться в Польшу, то приходится на границе менять тягач, нанимать другую машину. Очереди на таможнях огромные, водители ждут по десять дней и более, прежде чем ехать дальше. Можно себе представить, с какими логистическими проблемами это связано.
– А что с санкциями?
– Это очень большая проблема. Даже если немецкая фирма создала производство в России, есть, конечно, множество деталей, которые приходится ввозить из-за границы. И среди них, как правило, много компонентов, попавших под санкции. Находить им замену очень хлопотно, и это крайне затрудняет производство в России.
– Как фирмы выходят из этого положения?
– Тот, кто производил продукт, попавший под санкции, больше не может заниматься бизнесом. Если же речь идет о проблемах с цепочками поставок, то фирмы ищут обходные пути, чтобы получить недостающие компоненты. Смотрят, например, нельзя ли получить их через другие страны, такие, как Турция? Нет ли местного производителя? Большинство фирм еще в стадии поиска, они думают, можно ли продолжать работу и если да, то как.
– Что представляет для вас сейчас большую трудность с экономической точки зрения: Запад и санкции или российское правительство?
– В краткосрочной перспективе – санкции. А если говорить о долгосрочной перспективе, то надеюсь, что Россия не превратится в страну, где предпринимательство и общественная жизнь будут сильно ограничены. Сейчас это не так.
– Немецкие компании не боятся, что суды и российское государство осложнят им жизнь? Показательных процессов против инакомыслящих предостаточно.
– Страха у меня нет. Но я внимательно слежу за законопроектами, появляющимися в Думе. К сожалению, инициативы, которые могут создать проблемы для зарубежных инвесторов, возникают там постоянно. Недавно, например, некая фракция из Крыма внесла законопроект, в котором фактически шла речь о национализации иностранных фирм. Предложение быстро ушло в песок. Большинству понятно, что такие законы приведут страну к краху.
– Как немецкий предприниматель средней руки вы до сих пор считаете возможным заниматься бизнесом в России?
– Да.
– При каких обстоятельствах вы покинете Россию?
– В тот момент, когда свобода передвижения и выражения мнений окажутся под сильной угрозой, я с семьей подумаю об отъезде.
