В субботу, 14 января 2017, года прошла торжественная встреча 3-й бронетанковой бригадной боевой группы 4-й пехотной дивизии США из Форт-Карсона в Колорадо. Так началась первая девятимесячная смена в рамках операции Atlantic Resolve. Событие в полной мере заслуживает звания исторического, ведь это первая союзническая армия, которая прибыла в Польшу со времен… наполеоновских войн.

Бригадная боевая группа привезет с собой около 3500 человек, более 400 единиц гусеничной и 900 колесной техники, в том числе 87 танков, 18 самоходных гаубиц Paladin, более 400 внедорожников Humvee и 144 боевые машины пехоты Bradley.

Бонапарт нам дал пример

Император Наполеон называл Польшу «ключом свода Европы». Эта архитектурная метафора отсылает к устройству сводов готических соборов, в которых удаление одного элемента, а в особенности «ключа», замкового камня, приводит к разрушению всей конструкции. Лежащая в сердце Европы (в тот момент фактически всего цивилизованного мира) Польша казалась императору неотъемлемым элементом для сохранения баланса между Востоком и Западом.

Кроме того, через польские земли проходили коридоры, позволявшие нанести удар с востока на запад и в противоположном направлении, поэтому обладание ее обширными низинами без крупных естественных преград давало военно-стратегическое преимущество. Так что захвату Москвы или Парижа должен был предшествовать захват Варшавы. Без сильного игрока, разграничивающего два мира, Восток и Запад, они были обречены на конфликт. Следуя этой логике, император также утверждал, что без восстановления Польши, у Европы не будет восточных границ. Формулируя такую идею, Наполеон, по всей видимости, имел в виду не урезанное Варшавское герцогство, а восстановление Речи Посполитой в ее прежних границах и, что еще важнее — ее целей и роли в Европе. Речь Посполитая была пространством свободы и толерантности, шляхетская демократия затрагивала беспрецедентно широкие для Европы слои населения, власть короля ограничивал закон, а народы входили в состав Республики не путем завоевания, а на условиях кооптации.

Поэтому свой московский поход 1812 года Бонапарт назвал «второй польской войной», ясно заявив, что его цель состоит в восстановлении Королевства польского в прежних границах. Можно предположить, что за этими возвышенными заявлениями, помимо теплых чувств к служакам из-под Сомосьерры (битва 1808 года, в которой отличились польские уланы, — прим. пер.), стоял также холодный расчет и стремление создать реального и лояльного союзника, партнера, который будет способен собственными силами оградить империю с востока и дать Европе долгожданный мир.

Польша будет великой или вообще исчезнет

Юзеф Пилсудский мечтал о великой Польше, продолжающей традиции времен Ягеллонов. Главным врагом возрождающейся отчизны он считал Россию. Неважно, белой она была или красной. В связи с этим он планировал создать сеть независимых государств, которые бы отделили поляков от России широким кордоном. В концепции, которую назвали федералистской, рядом с Польшей должны были появиться независимые Литва, Латвия, Белоруссия и Украина, состоящие с Варшавой в военном союзе, направленном против зарождавшейся тогда советской России. Польское государство должно было играть в этой программе роль лидера, поскольку без него суверенитет малых народов зависел бы исключительно от решений Москвы.

К сожалению, зарождавшееся на рубеже XX национальное самосознание и сильные националистские тенденции, появившиеся у этих народов, поставили на роль основного противника не Россию, а саму Польшу. Причины такого положения вещей следует искать в том, что на протяжении всего XIX века она была лишена государственности.

В Польше национальное движение получило сильную общественную поддержку благодаря простым лозунгам о присоединении земель Первой Речи Посполитой. В результате мы не извлекли пользы из великой победой польского оружия в Варшавской битве и не достигли ни одной из стратегических целей, которые могли обеспечить стабильность, а это, как оказалось позже, привело к мировой катастрофе.

Междуморье

Россия воспользовалась тем, что у начинающего свой первый президентский срок Барака Обамы недоставало опыта в ведении международной политики. Россияне увидели в его наивной «перезагрузке» своего рода новое Мюнхенское соглашение, целью которого должен был стать мир ценой государств Центральной Европы. Однако очень быстро оказалось, что такая политика, как и в случае Мюнхенского соглашения 1938 года, принесла не мир, а войну. Перезагрузку отменили, а аналитики начали искать решения, которые бы гарантировали стабильность региона с сохранением стремления его народов к суверенитету, а одновременно не вынуждали американцев пускать в ход их военный потенциал и возвращаться в период холодной войны.

В текстах ведущих аналитических центров (Stratfor) или интервью отставных сотрудников разведки (разведку нельзя покинуть окончательно) начала появляться известная в Польше концепция Междуморья, то есть союза стран, лежащих полосой между агрессивной имперской Россией и Западом: от Финляндии и стран Балтии до Румынии и Хорватии. Они призваны не конкурировать с НАТО, которое останется основным военным союзом, а выступать его дополнением. Альянс этих народов имеет все шансы стать реальным. Это следует понимать так, что в случае появления угрозы, его силам придется помогать своим союзникам. Ведь лучше иметь реальный союз с двухмиллионной Эстонией, чем самый многообещающий договор с, например, далекой Бразилией. Однако неотъемлемым условием того, чтобы эта стратегия стала успешной, должно стать восстановление польского имиджа, втоптанного в смоленскую грязь. Центральная позиция Польши — это уникальный шанс преодолеть «проклятие» положения между Россией и Германией и научиться извлекать выгоду из географии.

Российское Ватерлоо

Присутствие в Польше самой мощной армии в мире — это полное и безоговорочное поражение агрессивной политики Кремля, которая была нацелена на то, чтобы разрушить сплоченность членов Североатлантического альянса и солидарность демократических народов. Эта политика велась методично много лет подряд, чтобы свободный мир пал перед беспощадностью, бессмысленной жестокостью и отсутствием угрызений совести, лишился воли к действию и поддался парализующему страху. Этой цели служило нападение на Грузию и Украину, удар по малазийскому «Боингу» или отправка отрядов «болельщиков» из спецназа на футбольный чемпионат. В русло этой логики вписывается также смоленская катастрофа.

Вместе с прибытием в Польшу американских войск этот план потерпел полное поражение. Страны НАТО, а что самое важное, США, показали, что готовы обороняться вместе. Эти решения были предъявлены России как свершившийся факт, а ей осталось ритуально (в, пожалуй, 1590-й раз) пугать нас размещением комплексов «Искандер» в Калининградской области. Владимир Путин знает, что у него нет ни малейших шансов в военном столкновении с Альянсом, поэтому физическое присутствие американской армии — это для него стратегическое поражение, сравнимое с поражением Никиты Хрущева в Карибском кризисе. И одновременно — это огромная победа всего НАТО и Польши.

Политическая решимость и инициативность польского руководства стала тем необходимым условием, которое позволило превратить пустую риторику в конкретные действия, а «ключу свода Европы» — занять причитающееся ему место. О том, что это произошло, может свидетельствовать факт, что 12 января, в тот момент, когда первые американские военные вступили на польскую землю, внезапно прекратился и постыдный спектакль в Сейме, созданный польскими бенефициарами политики Путина (протестная акция представителей парламентской оппозиции, — прим. пер.).