Для многих не секрет, что «языковой вопрос» в Крыму был. Вокруг него водили хороводы местные промосковские политики, о нем пеклись «регионалы» в Верховной раде Украины, им оправдывал свое вторжение на полуостров российский президент Владимир Путин. Но немногие обращали внимание на то, какой именно язык был в Крыму под угрозой, какую речь практически не было слышно на улицах городов, вокруг чего на самом деле были возведены стены «языкового гетто». И да, это не русский.

О якобы притеснениях русскоязычных в кинотеатрах и аптеках Крыма кремлевская пропаганда прожужжала нам все уши. О поистине бедственном положении украинского (да и крымско-татарского тоже) языка говорили вслух лишь немногие, их практически никто не хотел слушать. И дело даже не в том, что вне стен квартир русский язык господствовал безраздельно — в свободной стране граждане сами могут выбирать себе средства коммуникации.

Дело в том, что создавались условия, в которых жителю полуострова вообще не нужно было знать украинский язык.

В детских садах маленьких крымчан окружали русскоязычные воспитательницы — из более 500 дошкольных учреждений украиноязычными были 11. Из порядка 600 школ полуострова лишь 7 (т.е. чуть более 1%) были украинскими, с учетом отдельных классов на украинском языке обучались лишь 7,3% школьников. Это притом, что украинцы составляли более четверти населения. Даже в вузах украинский язык был редким исключением.

Такая ситуация приводила к тому, что крымчанин мог родиться, выучиться и всю жизнь проработать, ни разу не применив на практике знания, полученные на двух в неделю уроках украинского языка. Более того, бланки украинских документов заполняли по-русски даже в государственных учреждениях, что уж там говорить о частных предпринимателях!

Совершенно очевидно, что, в результате такого положения вещей, все больше крымчан не могли продолжить обучение или найти работу на материковой Украине, а предпочитали ориентироваться на российский рынок. То, что это существенно облегчило Москве аннексию полуострова, теперь понятно всем. Но и до весны 2014 года убытки страны от существования в Крыму украинского «языкового гетто» были велики.

Один из ярчайших примеров — шахматный чемпион Сергей Карякин. Родился в Крыму, научился играть в шахматы Краматорске, гроссмейстер и заслуженный мастер спорта Украины — в 2009 году получил российское гражданство.

В 2016 году в интервью Lenta.ru Карякин рассказал, что до смены гражданства «всю жизнь жил в Крыму и всегда считал себя русским», а к этому поступку его подтолкнуло отсутствие на полуострове игроков высокого уровня. Проблемы в этнической самоидентификации Карякина нет, Украина — родина не только украинцев, но и крымских татар, караимов, крымчаков, русских, поляков, евреев и представителей других народов.

Гораздо более важными являются его недавние откровения Gazeta.ru. Когда его спросили, болеет ли он за украинских спортсменов и исполнителей, и чувствует ли связь с Украиной, откуда сам родом, он дал замечательный ответ. Его стоит привести полностью:

«Не совсем, я родом из Крыма. Это большая разница. За 19 лет жизни в Крыму я не научился говорить по-украински. И этот факт лучше прочего свидетельствует о моих связях с Украиной».

Итак, мало того, что Крым — «не совсем» Украина, что между ними «большая разница». Это давняя полуостровная болезнь, имеющая собственное название: «За Перекопом земли нет». Эта болезнь воздушно-капельным путем не передается и довольно эффективно лечится переездом в другие регионы. Гораздо важнее другое — за 19 лет крымскому интеллектуалу ни разу в жизни не понадобился украинский язык. Вообще никогда. Это настолько красноречиво свидетельствует о языковой ситуации в Крыму, что никакая статистика и не нужна. Выросший в независимой Украине юноша 1990 года рождения не научился говорить по-украински, потому что просто не имел соответствующей мотивации. Зачем учить «бесполезный» на полуострове язык? Зато и он, и тысячи других крымчан были буквально с пеленок ориентированы на соседнюю Россию, а россияне, в свою очередь, чувствовали себя в Крыму как дома. И это отнюдь не метафора.

Стоит ли говорить о том, что формальное равенство на полуострове украинского и крымско-татарского языков с русским так и осталось на бумаге? Нужно ли вспоминать, что законодательно закрепленное требование для чиновников — знать государственный язык — игнорировалось? В украинском Крыму украинский язык почти никому не был нужен. И кто на полуострове не жил, тот «языкового гетто» не видел.

Не менее значима еще одна фраза Карякина — о связях с Украиной. Не будучи этническим украинцем, он оценивал свои взаимоотношения с собственной страной не по уровню прав и обязанностей, а по уровню знания государственного языка. Не сильно ошибусь, если предположу, что такой подход актуален для многих других жителей Украины. И что, много Киев приложил усилий для популяризации украинского языка в регионах?

В общем, финал Карякина немного предсказуем: сначала ты не знаешь языка, затем получаешь российское гражданство, а потом приветствуешь аннексию Крыма. Сколько тысяч наших менее известных соотечественников перешли от первого пункта сразу к последнему?

Так что, как бы это банально ни прозвучало на третьем году войны, знание украинского языка — это не вопрос коммуникации, это вопрос национальной безопасности. И центральному правительству волей-неволей придется признать, что Украина заканчивается там, где заканчивается необходимость знать государственный язык. Хотя бы чиновникам. Хотя бы на рабочем месте.

Потому что проще готовить сегодня учителей, чем завтра — пограничников.