– Что видно из вашего 75-летнего окна?

– Видно вот что: я живу в Израиле - изумительной стране, и все будет хорошо. А еще мне очень видна - старики, они опасливые - жуткая беда для всего мира от нарыва на исламе, который называется фундаментализм. От этого будет всем полный кошмар. Но надеюсь, что Нотр-Дам превратится в медресе еще не скоро.

– Вы печалитесь именно о Нотр-Даме?

– Я как бы обо всем человечестве немножко пекусь. Господь Бог его ослепил на время, и это очень заметно.

– Возьмем, все же, ближе: Россию. Меняется ли она для вас?

– Она ко мне все время повернута изумительной стороной. Меня встречают прекрасные люди, у меня отменные залы: приходят те, кто любят мои стишки. Но к своим жителям она, по-моему, повернута, мягко говоря, совсем другой стороной.

– А ваш слушатель?

– Могу сказать с некоторой долей хвастовства, что он очень помолодел. Раньше на меня шли от сорока и до восьмидесяти – те, кто знали мои стишки по самиздату; а сейчас по счастью идет и молодежь. Но я не могу вам гарантировать, что она идет на мои удивительные песнопения: слышать со сцены русский мат – большое развлечение.

Практически каждый мой концерт содержит минут тридцать вопросов и ответов: все первое отделение мне пишут записки – иногда просто гениальные, хоть издавай книги (собственно, я их немножко вставляю в книги), а я на них во втором отделении отвечаю.

– Рейтинг лучших есть? Или хотя бы самых частых.

– Безумно часто женщины спрашивают, как выйти замуж за еврея. Иногда напишут, как девушке с двумя детьми выйти замуж за еврея. Это стало какой-то очень интересной темой в России: практически на каждом концерте один-два таких вопроса. Я отвечаю очень грустным коротким стишком: "Русской девушке теперича нелегко сыскать Гуревича".

– Сейчас едут больше к вам или от вас?

– Вернулись из Израиля в Россию очень немногие – в пределах стандартной эмиграционной нормы, процентов до 10-ти. Очень многие уехали в Америку. Уехали очень много чисто русских людей. Формальная цифра, которая была совсем недавно названа кем-то из начальства – полтора миллиона уехавших из России за последние годы – это вранье: их гораздо больше… В одном только Лондоне – я только что был там – уже сейчас полмиллиона россиян.

– Сколько из них пришли увидеть вас? За гариками, за матом, за ностальгией?

– У меня в Англии не было концертов, я был там в очень интересной роли. Помните, был анекдот про кота? Он был такой гуляка, е…рь и все время пропадал по крышам и чердакам. А потом он состарился, одряхлел – но ночами пропадать не перестал. Ему говорят: «А сейчас ты чего, зачем?» Он говорит: «А я теперь консультант». Так вот там был всемирный фестиваль русскоязычных поэтов, живущих вне России, я там был в жюри.

– Лев Лосев рассказывал об Иосифе Бродском: «Однажды они с Юзом Алешковским всерьез обсуждали покупку шпионских магнитофончиков. Попросить знакомых американских аспирантов-славистов потолкаться в России у пивных ларьков, позаписывать музыку родной речи… Оба порядочные фантазеры». Каково сегодняшнее русское слово вне России? Магнитофончик ему не требуется для музыки?

– Зависит от регионов. Например, в Америке на Брайтоне русская речь такая сочная и такая фривольная, что просто ей обрадуешься. В самой России русская речь очень неправильная и с безумным количеством сегодняшних искажений– в том числе с добавлением лагерного сленга, который властно просочился. А во всем мире русская речь процветает необыкновенно. И она – хорошая, она настоящая. Люди читают интернет, люди смотрят телевизор, люди в изобилии читают русские книжки, русские магазины везде просто процветают. Это действительно читатель, потому что книги очень дороги. Он их покупает не для того, чтобы у него стояли книжки на полке в цвет обоев, а чтобы читать.

– То есть, русский читатель сейчас во многом за границей?

– В гигантском количестве. И это огромное счастье. Вы знаете, если я чего и патриот в этой жизни, то русского языка.

- А засилие блатного сленга – не наследие ли времен «интеллигенция поет блатные песни»?

- Допелись немножко, да. Но и у нас сейчас на пьянках – где я, во всяком случае, участвую – безусловно интеллигентные люди, не говоря о всяких степенях, поют советские песни, военные, блатные. И голоса не насмешливые, с любовью поют. Какое-то торжество русского языка, я бы даже сказал высоко и красиво – русской просодии. Только не спрашивайте меня, что это такое...

А гарики я сейчас пишу грустные, все о старости.

На жизненной дороге этой длинной
уже возле последнего вокзала
опять душа становится невинной,
поскольку напрочь память отказала.

Дурацким страхом я томлюсь
во время даже похорон.
Речей высоких я боюсь:
а что как пукнет Цицерон?

У старости несложные приметы:
советовать охота старикам.
И, сидя на корриде, мы советы
даем тореадорам и быкам.

Мне забавно жить на свете,
даже сидя дома.
В голове то свищет ветер,
то шуршит солома.

Пришел я к горестному мнению
от наблюдений долгих лет:
вся сволочь склонна к единению,
а все порядочные - нет.

– Строго по классику: порядочные люди должны объединяться?

– Черт его знает. Лучше без выводов.