«Сначала был взрыв, сработали сигналки на машине, я еще с мужем посмеялась, что якобы война с Турцией началась», — вспоминает Евгения Романовна, обычная домохозяйка из города Новосибирск, расположенном в самом сердце Сибири.

26 ноября, то есть спустя два дня после того, как Турция сбила российский военный самолет, в Новосибирске, на парковке во дворе дома, взорвался автомобиль, погибли два человека. В машине обнаружили тела 30-летней Оксаны Бобровской, депутата Заксобрания от партии «Единая Россия», которую ранее возглавлял Путин, и ее мужа. При выяснении обстоятельств произошедшего возникла версия, что привести гранату в действие мог супруг Бобровской, подозревавший ее в любовной связи с богатым бизнесменом. Евгения Романовна живет на улице, где произошел этот взрыв, и именно так она описала репортеру газеты свои первые впечатления.

На момент уничтожения российского военного самолета я находился в Торонто. На историю из Новосибирска я натолкнулся, когда пытался разобраться в произошедшем. Спустя всего 48 часов после падения самолета инцидент для «третьей страницы» в Новосибирске, за тысячи километров от Турции, натолкнул людей на мысль «кажется, началась война с Турцией».

Уничтожение российского самолета — несчастный случай? Мог ли это быть заговор? Или же результат роста напряженности у наших южных границ после того, как в июне 2012 года со стороны Сирии сбили турецкий F4? Не могу знать. На эту тему пишут и говорят очень многие…

Честно говоря, я затрудняюсь понять политическую коммуникацию двух сторон, которая привела отношения двух стран к конфликту. В последние годы турецко-российские отношения развивались так, что подобный инцидент казался невероятным.

Всего несколько месяцев назад Путин и Эрдоган приняли решение увеличить товарооборот между двумя странами до 100 миллиардов долларов. Турецкие компании делали многомиллиардный бизнес в России и вносили вклад в повышение уровня жизни в РФ. Турция была одним из важнейших потребителей российских энергоресурсов. Благодаря новым трубопроводам наша страна должна была стать одним из главных стратегических партнеров России. Русским продали один из ведущих банков Турции. АЭС в Аккую, решение о строительстве которой было принято вопреки всем протестам, фактически подарили России без каких-либо серьезных торгов…

Между странами отменили визы, и количество российских туристов, приезжающих в Турцию, впервые достигло четырех миллионов. Число смешанных браков увеличилось до 200 тысяч. Граждане России вышли на первое место среди иностранцев, покупающих недвижимость на нашем южном побережье…

Откровенно говоря, еще никогда в своей истории страны так не сближались друг с другом. И поэтому новость об уничтожении российского самолета для всех, в том числе и для меня, стала большим сюрпризом.

Минувшим утром я получил письмо от своего коллеги из Москвы, одного из видных российских политологов. Он сообщил, что собирается лететь в Африку «Турецкими авиалиниями» транзитом через Стамбул. Примерно с 16.00, когда он должен был приземлиться в аэропорту имени Ататюрка, у него было шесть часов в Стамбуле… «Мы можем вместе поужинать?» — спрашивал он.

Мы встретились и беседовали около трех часов. В первую очередь мы говорили о текущем положении дел, о позициях политических лидеров, которые стоят во главе двух стран, а также о возможных последствиях выбранного политического языка и позиции проправительственных СМИ.

Я рассказал своему собеседнику о случае в Новосибирске и спросил: «Как возникает машина пропаганды, которая способна так быстро оказать воздействие на обычную домохозяйку в Сибири?»

Ответ моего коллеги был многозначительным: «Знаешь, а я примерно в то же время прочитал, что в знак протеста против позиции Путина после самолетного кризиса один житель Антальи решил развестись со своей русской женой».

Мой коллега был прав! Каждая из сторон сделала худшее, что могла, с точки зрения политической коммуникации. После инцидента они предпочли говорить друг с другом посредством СМИ вместо того, чтобы немедленно наладить «прямые каналы связи». И российские, и турецкие СМИ извлекли для себя некий «национальный долг» из агрессивных позиций политиков. Они все больше разжигали кризис.

Из множества деталей, о которых говорил мой коллега, я гораздо лучше понял психологический фон, на котором президент России Путин занял столь агрессивную позицию. Дело не только в том, что Турция сбила российский военный самолет. Вместо того чтобы напрямую позвонить Путину, турецкая сторона обратилась к лидерам США, ЕС и связалась с НАТО. То, что Путину позвонили после переговоров с Западом, вызвало у российской стороны крайнее разочарование. И именно поэтому Путин почувствовал, что «получил удар в спину».

Интересно, а если бы турецкая сторона знала об этих настроениях российского лидера, могло бы это послужить началом для восстановления отношений? Способно ли понимание чувства, которое испытал Путин, заставить турецкую сторону изменить свою точку зрения? Также возможно, что для того, чтобы остановить такое развитие событий, при котором каждая из сторон теряет какую-либо надежду на успех, нынешний способ коммуникации будет все-таки пересмотрен. Может быть, тогда СМИ перестанут пользоваться возникшей ситуацией и «делать из мухи слона». При таком видении стороны могут задействовать и некоторые новые прямые каналы связи или неформальные пути коммуникации…

Возникает ощущение, что каждой из сторон нужно более творчески подойти к этим вопросам. А пока это путь к минному полю с большим количеством неразорвавшихся снарядов — и будущему, полному рисков, которые первыми пришли на ум Евгении Романовне после взрыва в Новосибирске.

Автор — специалист по политической коммуникации, вице-президент Европейской ассоциации политических консультантов.