В решающие часы метеорологи предсказали хорошую погоду: в ночь перед летним солнцестоянием небо от Карпат до Балтийского моря будет чистым, что гарантирует лучшие условия видимости для военно-воздушных сил. Более трех миллионов солдат находились в боевой готовности на своих позициях и не позднее раннего утра 22 июня 1941 года они тоже узнали, для чего: привыкший к победам вермахт Адольфа Гитлера (Adolf Hitler) напал на Советский Союз. Министр пропаганды рейха Йозеф Геббельс (Joseph Goebbels) говорил с гордостью по радио "о крупнейшем по своей протяженности и масштабам вторжении, свидетелем которого когда-либо был мир".
Вина вермахта
Военная акция носила кодовое наименование план "Барбаросса". Однако приказ о наступлении положил начало не только самой крупной, но и самой жестокой и страшной в истории человечества войны. По компетентным оценкам, точные цифры отсутствуют, в период с июня 1941 года по май 1945 года только Советский Союз потерял погибшими от 20 до 25 миллионов человек. То, что происходило там в течение четырех лет, нельзя называть классической военной кампанией с точки зрения международно-правовых норм ведения войны и правил военного искусства. Это была "разбойничья война, война на уничтожение", говорит военный историк из Фрайбурга Вольфрам Ветте (Wolfram Wette): участие вермахта в военных преступлениях западных фронтах могло быть исключением, на Востоке - оно было правилом. Поэтому нет ничего удивительного, что план "Барбаросса" на протяжении целых десятилетий или замалчивался или фальсифицировался с целью его обеления. И те, кто хотел бы сделать эту войну предметом дискуссии на историческую и политическую темы, как это пытался сделать Гамбургский институт социальных исследований, выступивший в 1995 году с инициативой проведения выставки, до сих пор наталкиваются на возмущенные протесты тех, кто даже сегодня не может или не хочет расставаться с ложью всей своей жизни. После 1945 года ничто, наверно, не мешало в такой степени всем добрым намерениям, как легенда о том, что за все совершенные в России преступления несут ответственность одни лишь войска СС. Проигранная война была фактом самим по себе уж достаточно неприятным. Однако осознание того, что преступления, если ты даже их не совершал, но, по меньшей мере, терпел, покрывал и способствовал им, было невыносимым бременем.
Эра фальсификации
При этом все, что экспонировалось на Гамбургской выставке, вокруг которой было столько ожесточенных дискуссий, было более чем новыми свидетельствами. Некоторые, впрочем, незначительные ошибки, допущенные при их презентации, были устранены организаторами выставки. Сразу после немецкой капитуляции четыре державы-победительницы позаботились о том, чтобы ни одно из преступлений вермахта не осталось нераскрытым, чтобы не преуменьшалась их серьезность. Между тем, все быстро изменилось, когда была развязана "холодная война": сообщения о расстрелах заложников, резне среди гражданского населения и участии вермахта в массовом уничтожении людей - все это не могло пойти на пользу вновь создаваемой немецкой армии. С началом эпохи Аденауэра (Adenauer) началась также эра фальсификации, устранения ненужных фактов, забывчивости и замалчивания. Немецкие военные, в отношении которых была доказана вина в самых страшных преступлениях, неожиданно превратились в солдатские иконы, которые томились в тюрьмах будучи безвинными жертвами жаждущей мести юстиции стран-победительниц. Что было характерно для того времени, так это сказка о нормальном характере войны, получившая хождение также и на Востоке. Неслучайно, что на немцев обрушился настоящий поток романов, репортажей и фактов, которые постоянно инкриминировали немецким солдатам небезупречное поведение. Убийства? Изнасилования? Массовые расстрелы? Мародерство? Это могло быть, но только в тылу, за линией фронта. А что, Советы вели себя в Германии всегда безупречно? Железный крест снова стал деталью выходного костюма, если эта награда была получена за действия на Востоке. Попытка гитлеровской Германии изгнать или закабалить поляков, украинцев или русских, захватить их родину в интересах расширения немецкого жизненного пространства трансформировалась в оборонительную борьбу страны заходящего солнца против большевистских недочеловеков. Картина этой войны рисовалась в солдатской пошлятине Хайнца Конзалика (Heinz Konsalik) ("Доктор Сталинграда"), в низкопробной литературе Юргена Торвальда (Juergen Tohrwald) ("Конец на Эльбе"). Спрос существовал на оздоровление с помощью литературы военного духа, но никак на выяснение произошедшего.
Раньше возражали историки
С добрым намерением уже в 1963 году позднее столь обсуждавшийся историк Эрнст Нольте (Ernst Nolte) установил, что антибольшевистский крестовый поход нацистов и вермахта против Советского Союза был "самой чудовищной завоевательной, поработительной и истребительной войной современности". К такому же выводу пришел в 1965 году историк Гельмут Краусник (Helmut Krausnick): немцы замечал он, вели в России не войну, а "военную кампанию по убийству людей". Уже в 1956 году американский коллега Краусника Александр Долин (Alexander Dallin) назвал бесцеремонной ложью утверждения, что в преступлениях немцев виноваты только эсэсовцы. "Чем дальше продвигаются исследования, тем больше появляется доказательств того, что вермахт намного глубже позволил втянуть себя в подготовку и ведение этой войны мировоззрений, чем это длительное время было принято считать", - замечала в дискуссии по этому поводу консервативная "Frankfurter Allgemeine Zeitung". Но только выставка о вермахте, наглядно подтвердившая выводы историков, сделала невозможным спасение приукрашенной исторической картины об открытом легковом автомобиле высокой проходимости и о союзе стальных шлемов. На фотографиях немецкая солдатня, расстреливающая польское и русское гражданское население и принудительно эвакуирующая евреев. На других снимках - советские военнопленные, которые прежде чем быть расстрелянными должны были сначала выкопать себе могилу. Кроме того, задокументированы приказы, которые не только не освобождало руководство вермахта от вины за эти преступления, а, наоборот, накладывало ее на него. "Большевизм - смертельный враг национал-социалистского немецкого народа", - говорилось, например, в указаниях верховного командования от 19 мая 1941 года. - Германия должна бороться с этим разлагающим мировоззрением и его носителями. Эта борьба требует беспощадных и радикальных мер в отношении большевистских подстрекателей, партизан, саботажников, евреев и полного устранения любого активного и пассивного сопротивления".
И документы снизу
В одном из приказов главнокомандующего вермахта на Востоке от сентября 1941 года четко говорилось: "Спокойствию и порядку угрожают: а) партизаны, б) коммунистические и прочие радикальные элементы, с) евреи и круги дружески к ним настроенные. Наряду с вермахтом и полицией обезвреживанию этих элементов должны способствовать все находящиеся в оккупированных областях немецкие организации и частные лица". То, чего хотели от них наверху, внизу хорошо понимали. Например, в июле 1942 года один казначей из Бреста на Буге писал: "Если война будет продолжаться, то евреев придется перерабатывать на колбасу и кормить ею русских военнопленных или подготовленных рабочих из числа евреев". А в августе 1944 года один немецкий унтер-офицер жаловался: "Жаль, что я не принимал участия в этой акции против негодяев. Вот была бы радость увидеть дымок из ствола моего автомата".
Лучше всего не слышать больше ничего
С победой Красной Армии над вермахтом сверхчеловеки вчерашнего дня быстро превратились в бедных дьяволов, которые больше ничего не хотели слышать о своих подвигах на территории Советского Союза. При этом по поводу выставки о вермахте с удивительным единодушием высказали свое возмущение баварский консервативный ХСС и правоэкстремистская НДП. Прежде либеральная "Frankfurter Allgemeine Zeitung" упрекнула его "в односторонности взгляда на левый антифашизм". А "Berliner Zeitung" потребовала, "видеть в каждом отдельном преступнике вполне нормального человека, человека противоречивого, страдающего и сомневающегося". Разумеется, преступно воевали в России не все без исключения немецкие солдаты. Вряд ли можно оспаривать то, что среди них были даже герои: офицеры и солдаты, которые сопротивлялись выполнению преступных приказов. Сегодня, спустя 60 лет, постепенно приходит понимание, что большинство из них все же не были ни преступниками, ни жертвами, а действительно очень нормальными, боязливыми, даже трусливыми людьми, которые не подходили для героических дел.