Центральная резиденция Коммунистической партии СССР изменила свое местоположение. Это уже не тот грандиозный комплекс строений за Кремлем, выходящий на Старую Площадь, где резиденция располагалась с 20-х годов до 21 августа 1991. Теперь она находится в здании на юго-восточной окраине Москвы, почти подпольно ютится в офисах фирмы, производящей и торгующей термовентиляционным оборудованием. Да и КПСС уже не та: одна из более чем двадцати "коммунистических партий", существующих сейчас в России, хоть и сохранила свое имя (и связи с подобными партиями в других республиках пост-советского пространства), но сейчас это сообщество из нескольких тысяч членов, практически без финансовых ресурсов, яростно полемизирующая с "конкурирующими" партиями (в частности с намного более могущественной, даже сейчас, когда она переживает кризис, партией Геннадия Зюганова). Она с ностальгией вспоминает прошлое (в первую очередь эпоху Сталина, "самую благополучную для страны") и имеет курьезные связи за рубежом, например, с Северной Кореей.
И еще одна вещь, объединяющая сегодняшнюю КПСС со всемогущей партией прошлого, это ее глава.
Олег Шенин, 63 года, практически лысый, со стальным взором и непроницаемым лицом, помнящим времена былого могущества; безукоризненно элегантный, с золотыми запонками на манжетах рубашки, голос глубокий и убедительный. Его кабинет прост и лишен украшений, на стенах - старое знамя партии и портрет Ленина, на письменном столе - фотография ребенка и, как жеманная уступка "модернариату", рядом с нормальным телефоном - еще один, из тех советских аппаратов, что некогда соединяли напрямую каждый важный кабинет с "верхушкой", с кабинетом вышестоящего начальства. "Это память", - говорит он улыбаясь. Шенин, бесспорный лидер новой КПСС, летом десять лет назад он был координатором секретариата Центрального комитета тогдашней КПСС; он, а также Михаил Горбачев, были людими, которые держали бразды правления партией в своих руках. Душа и вдохновитель неудавшегося путча, Шенин был человеком, который должен был бы заставить коммунистов Советского Союза восстать вместе с Комитетом по чрезвычайному положению, и предотвратить таким образом "национальную катастрофу", навстречу которой двигалась страна под руководством Горбачева.
- Почему тогда ничего не получилось, товарищ Шенин?
- В распоряжении было слишком мало времени. ГКЧП был плохо организован, без четкого распределения ролей и без иерархии. В ключевые моменты никто не брал на себя ответственность давать распоряжения. И мы слишком расчитывали на воззвание к народу, которое казалось нам совершенным: мы не учли, что чувство, что их предали и бросили, которое наполняло сознание людей в последние годы 80-х, погасило их желание реагировать, у них было запутанное сознание. Я не отдавал себе отчет в том, что если верховный лидер партии и многие другие высокопоставленные ее члены работали на разрушение КПСС, как происходило с 85 по 91 годы, то рядовые ее члены будут пребывать в растерянности и смущении, неспособные к реакции.
- Вы видите в вашем провале ответственность каких-либо конкретных лиц?
- У ГКЧП были все атрибуты власти. Он включал в себя всех тех, кто мог и должен был принимать решения и руководить конкретными действиями. Никто из его членов не может утверждать, что он выполнил свой государственный долг: защищать работавшие законы. И многие другие, кто был с нами, не выполнили свой долг. Лукьянов, глава парламента, должен был созвать его 21 августа, чтобы утвердить чрезвычайное положение, он же назначил созыв на 26 число, непонятно почему. Генеральный прокурор должен был бы арестовать некоторых руководителей на местах, которые уже определенное время нарушали закон, но он этого не сделал. Сотня арестов - все на законных основаниях, связанных с сильнейшими нарушениями конституции и законов СССР - и ситуация повернулась бы в нашу сторону. Но никто этого не сделал.
- Почему вы не арестовали Ельцина, ведь это было абсолютно возможно?
- Я не могу этого объяснить.
- Что Вы делали в те дни?
- 19-го я был весь день в своем офисе на Старой Площади, следил за тем, чтобы были отправлены телеграммы всем региональным лидерам партии, чтобы они приняли сторону ГКЧП; я пытался организовать работу секретариата. Потом я был в Кремле, на непрерывных заседаниях Комитета, чтобы следить за ситуацией.
- Как вели себя в решающие часы члены ГКЧП? Правда, что они напились?
- Я не видел лично пьяных. Те, с кем я работал в те часы, Язов и Крючков (министр обороны и глава КГБ), имели слишком много дел, чтобы приняться за выпивку. Но понятно, что некоторые не отдавали себе отчет в важности момента, пустили все на самотек. У Павлова (премьер-министра, сейчас он президент банка) и Янаева (вице-президента, главы ГКЧП) были ключевые роли, и они были не на высоте. И Крючков, который в тот момент должен был взять ситуацию в свои руки, этого не сделал. В целом структура ГКЧП не была зрелой, обдуманной, она не базировалась на ком-либо способным командовать.
- За что Вы можете упрекнуть себя лично?
- За то, что не был более решительным и более жестким. И в особенности за то, что не принял первоначальное предложение встать во главе Комитета. Мы могли, с небольшими жертвами, спасти страну. Мы этого не сделали, и жертв нашего провала было бесконечно больше.
- Когда у Вас появилось ощущение, что ваша попытка проваливается?
- Уже утром 20 августа я отдавал себе отчет в том, что дела не идут в нужном направлении, что все было абсурдом. Потом ночью с 20 на 21 я видел все руководство в критической ситуации, и им было страшно, они дрожали, говорили, что "ничего нельзя сделать, на улице толпа". Люди, которые должны были быть твердыми, решительными, как командир группы "Альфа" Карпухин или зам.министра обороны Ачалов, говорили мне, что "нет никакого способы взять Белый дом", где были Ельцин и другие руководители мятежных демократов, еще до того, как погибли идиотским образом те трое молодых людей, раздавленные бронемашиной. Затем среди нас началась паника, все говорили "хватит, нужно отозвать войска".
- Вы были в делегации, которая отправилась на Форос к Горбачеву 18 августа. У вас было ощущение, что рано или поздно он перейдет на вашу сторону, или не оставалось ничего другого как нейтрализовать его.
- Я не надеялся на это. Я был уверен, что он остался бы ждать и наблюдать, что произойдет. Думаю, что это была ключевая ошибка, что мы не дистанцировались от него сразу же, а напротив пытались убедить его. Это было наивное решение, которое повлекло за собой большие трудности.
