- Александр Яковлев, в то время много говорили о том, что Горбачев мог войти в соглашение с путчистами. Об этом упоминал и Шеварднадзе в своей речи тогда, около Белого Дома. Что Вы об этом думаете?
- Шеварднадзе предупреждал о возможности путча еще тогда, когда оставлял пост Министра Иностранных Дел в декабре 1990. Это был политический анализ, но, возможно, он располагал и конкретной информацией. С другой стороны, принимая во внимание нараставшее противодействие консервативных сил, вполне можно было обо всем догадаться.
Александр Яковлев был истинным "архитектором гласности" и либералом в Советском Союзе эпохи Горбачева. Именно он, войдя в политбюро в 1995 году после долгой "ссылки" на должность посла в Канаде, заявлял, что обновление и перестройка невозможны без оглашения криминального советского прошлого, без свободы критики и печати. О годах, когда он был на верхушке власти, Яковлев написал уникальную книгу воспоминаний: "Россия, вихрь памяти".
- А Вы знали о возможности путча?
- Я подвергался усиленным атакам со стороны консерваторов. В июле 1991 года я решил оставить все должности и выйти из коммунистической партии до того, как меня сместят они. Горбачев не защитил Шеварднадзе и не пытался защитить меня. Я принял от него отставку и сказал ему, что экстремистски настроенные большевики готовят против него путч. Он ответил с внутренним удовлетворением: "Не может быть. Ты переоцениваешь их мужество и ум". А потом случился путч. Я уверен, что Горбачев был в курсе этой инициативы. Но почему он не встревожился? Среди многих гипотез я бы остановился на одной, я сказал бы, неявной. Может быть, Горбачев был в курсе заговора и заранее просчитал варианты развития ситуации?
- Впоследствии Вы помирились с Горбачевым, но уже после путча, когда он перестал быть первым человеком Государства, а Советского Союза уже, фактически, не существовало.
- Да, наши отношения были и остаются сложными. Я провел с ним один из его последних дней в Кремле, до того как официально был объявлен распад Советского Союза и, соответственно, окончился его президентский срок. Было 24 декабря 1991 года. В 1985 я был свидетелем его триумфального взлета на верхушку компартии, а в 1991 стал свидетелем его заката. В тот день я был приглашен на встречу между ним и Ельциным по поводу передачи власти. Разговор длился восемь часов, был очень уважительным, без гнева. Потом мы втроем ужинали в Кремле. Горбачев начал расслабляться, выпил несколько рюмок водки, и, сказав, что чувствует себя не очень хорошо, пошел в комнату для отдыха, которая ему уже не принадлежала. Ельцин и я остались за столом, еще немного выпили, разговаривали достаточно откровенно. Потом Ельцин ушел, а я отправился искать Горбачева. Он лежал в комнате на кушетке и плакал. "Вот, Саша, ты видел, что это за человек" - сказал он, имея в виду Ельцина. Он переживал один из самых сложных моментов своей жизни, сердился на судьбу, но в то же время стыдился своей слабости. Слова без смысла, но они звучали как откровенность, как жалоба, как беспомощный крик птицы, подстреленной налету. Я успокаивал его, как мог, но и мне подступал комок к горлу. Впервые я видел настоящего Горбачева, без обычной сдержанности. Мне хотелось плакать. Он попросил пить. Выпил воды и захотел остаться один. Так закончились золотые годы попыток реформ. Советскую систему невозможно было реформировать. Это было больно для нас, кто посвятил этому жизнь, но неизбежно и правильно.
