По мнению Авишаи Маргалит (Avishai Margalit), известного израильского политического философа, Усама бен Ладен осуществляет революцию. И, как противник Сталина, шейх мечтает сделать ее мировой.
"Террор начинается с революции. И бен Ладен осуществляет революцию точно так же, как осуществлял ее Троцкий. Оба хотели сделать ее мировой: так, у Аль-Каиды революция интернациональная, а, например, у Хамас - локальная. А из революции, исламской или коммунистической, берет начало террор, тот самый, из которого состоит история Израиля". Это слова Авишаи Маргалит, израильского интеллектуала, политического философа, известного своей работой "Приличное общество", где предлагает в качестве нормативной основы хорошо организованного общества - отказ от унижения человеческих существ, начиная с самой зверской его формы - насилия.
Но Маргалит, который в настоящее время преподает в Нью-Йорке, является еще и обозревателем и историком политики своей страны, которой он посвятил книгу, вышедшую недавно и в Италии. "Лица Израиля" - это галерея портретов тех личностей, которые внесли свой вклад в полную страданий историю этой нации. Вы найдете там, например, не только анализ Шарона ("всегда вызывать подъем", его девиз. "Он полагает, что из беспорядка, вызванного увеличением насилия, он всегда выйдет победителем), но и повествование о том, как "революционная идеология" стала составной частью "монументальной истории Израиля. Когда Маргалит слышит о революции, у него срабатывает рефлекс, очень похожий на то, что испытывал Исаия Берлин (Isaiah Berlin), король изгнанников, которому Маргалит посвятил последнюю главу книги, или на то, что испытывал Карл Поппер (Karl Popper): лучше инженерия постепенных реформ, которые, даже будучи ошибочными, нанесут меньше вреда, чем любая "справедливая" революция.
Сейчас происходит еще один кризис в израильско-палестинских отношениях, который может стать катастрофическим. Как все закончится на этот раз?
Тут есть два варианта: первый это превратить израильско-палестинские отношения в национальный конфликт, а второй - это сделать из них религиозную войну. Пока нам удастся сдерживать этот конфликт на уровне национального, то, каким бы тяжелым и горьким он ни был, есть какая-то надежда на его разрешение, в противном случае - нет. До сих пор конфликт был смешанным, сейчас мы соскальзываем к Джихад. Я предпочитаю Арафата (Arafat) его внутренним противникам, поскольку он остается, хоть и с трудом, на уровне национального конфликта. А сейчас мы снова находимся на повороте, как в 1996 году: тогда Арафату удалось предотвратить катастрофу, а в этот раз, я не уверен, что он это сделает, и я даже не уверен, что Израиль даст ему это сделать, допуская, что Арафат и может, и хочет ее предотвратить.
Террор этих дней, кровопролития┘ Но ведь история Израиля полна моментов террора.
Террор использовали все, арабский террор начался раньше, чем было основано государство Израиль, был и израильский террор против англичан и арабов. Размах был не так велик, как 11 сентября. Но террор очень широко использовался на протяжении лет. Я не думаю, что это большая тайна. Многие из тех, кто стали великими и уважаемыми лидерами, начинали как террористы. Шамир (Shamir) был террористом, и Арафат тоже. Проблема в том, какова террористическая часть в природе конфликта, то есть, идет ли речь о "террористическом конфликте" или о "военном конфликте". Не только террор, конечно, но и террор тоже, и мы должны это признать, часто был способом захвата территории.
Почему Вы говорите о революции в случае бен Ладена и Хамаса? Разве это не терроризм в наиболее чистом своем проявлении?
Я говорю об исламской революции, которая имеет много очагов, и Аль-Каида - самый важный из них. Я не утверждаю, что сейчас идет исламская революция, но только, что в исламском мире есть все условия для возникновения революции. Ситуация очень похожа на конец 19 века в России. Говорилось о терроре, но истинным конечным пунктом была революция. Кроме того, в каждой революции есть свои троцкисты и сталинисты. Хомейни (Khomeini) был сталинистом, он хотел испытать исламский режим сначала на одной стране, на Иране, а уже потом расширять его границы. А бен Ладен троцкист, он полагает, что необходимо установить исламизм сразу во всем мусульманском мире, и, самое главное, в районе Персидского залива.
Но как же можно сравнивать исламскую революцию с русской, это ведь столь различные реальности, по содержанию и по культуре.
Исламская революция очень реакционна, а российская революция была футуристичной, но обе они являются, в первую очередь, революциями. Революционные условия можно назвать "пропаганда плюс действие". Речь идет о том, чтобы атаковать Запад и Америку, их символы, затем нейтрализовать американскую поддержку арабских режимов, после чего следует завоевать эти страны и показать им, что Америка - это бумажный тигр, и открыть дорогу исламским режимам во всей этой части мира.
Интернационалистский проект, основанный на отказе от арабских национальных режимов?
Таков бен Ладен. Другие организации, включая Хамас, сколь бы ужасной не была его способность сеять смерть, являются более локальными, их цели ограничены, не интернациональны. Хотя сейчас, и это понятно, Хамас стремится принять вызов бен Ладена.
Хорошо, ну а сравнение с Троцким?
Я не говорю о содержании революции, а только о стратегии: или начать революцию с одной страны, а потом уже расширить ее, или сразу организовать мировую революцию.
У революции есть политические цели, но проблема нашей интерпретации, как кажется, касается границ между терроризмом и законной политической борьбой. Некоторые называют террористов бойцами: например, многие ирландцы по отношению к "IRA", многие баски по отношению к "ETA", многие палестинцы по отношению к "Хамас". А с другой стороны, в Израиле есть те, кто считает террористами всех палестинцев, включая Арафата. Мы должны смириться с такого рода релятивизмом? У нас нет твердых и соответствующих критериев, чтобы полностью обозначить и ликвидировать терроризм?
Разумеется, методы Аль-Каиды, как и Хамаса, являются террористическими: использовать мирное население, чтобы нападать на мирное население и убивать его - это основополагающая часть их политики. Это терроризм, и неважно, кто им занимается. Поставить страх и террор на службу собственной политики и убивать беззащитных людей - это терроризм. Аль-Каида - это террористическая группировка, но ведь и многие революционные группировки конца 19 века в России тоже были террористическими, использовали убийство как метод.
Есть очевидные границы между войной и терроризмом, но каким образом нам, в нашей нынешней ситуации, может помочь сравнение бен Ладена с Троцким и Сталиным?
В России, во время революции, был "красный террор". Царство террора. За три месяца новый режим уничтожил столько мирного населения, сколько не было убито в царской России за 110 лет. Проблема - это культура террора и его повсеместное применение. Утверждать, что в России того времени не было терроризма, смешно. Я не использую термин "революционный" как нечто возвышающее, на самом деле, это термин определяет восстание, нацеленное на свержение одного режима в пользу другого. Но потом революционеры оказываются хуже того режима, который они свергли: так, например, на фоне бен Ладена приемлемыми выглядят даже коррумпированные арабские режимы, а режим Шаха (Shah) очень неплохо выглядит рядом с Хомейни. Нацизм тоже был революционным движением, он положил начало ужасной революции, национальной революции, которая очень широко использовала террор. Во всех революциях, как цели, так и средства, используемые для их достижения, ужасны.
Но октябрьская революция была свержением режима внутри одной страны, а Джихад, исторически, это война, нацеленная на экспансию Ислама в другие страны.
Революции всегда стремятся захватить другие народы: фашисты не только свергли демократию в своей стране, они еще и оккупировали другие страны. Бен Ладен точно так же является представителем исламской революции, как Троцкий - русской.
Но не весь интернационализм всегда террористичен: интернациональные бригады в Испании - это не то же самое, что бригаду муллы Омара.
Я понимаю разницу. Видите ли, я тоже симпатизирую бригадам 30-х годов, но по структуре у них есть сходство с бригадами исламских повстанцев бен Ладена. И, кроме того, в рядах анархистов и тогда уже присутствовал терроризм.
Почему Вы настаиваете на формулировке "революция равна террору"? Куда это нас приведет? Научит нас лучше сражаться с терроризмом?
Если описывать терроризм, не принимая во внимание политических намерений и политического контекста, то можно назвать войной борьбу с мафией, с криминальными бандами, пытающимися что-то захватить. Некоторые проявления мафии интернациональны. И исходя из этого сражаться с торговцами наркотиками в Колумбии. С другой стороны, можно начать судебный процесс над бен Ладеном и вынести ему приговор, исходя из того, что это не война, не нападение, не революционный акт, но просто спорадический терроризм. А это именно война. Она возникла не из единичных ситуаций, случай за случаем, как мафия. И назвать ее террором - значит упустить что-то, и, в первую очередь, ее размеры и политические цели. Это и террор тоже, но террор - это средство, которое используется для достижения цели. А цель - революция.
В таком случае, не назрела ли необходимость дать новое юридическое определение терроризму, как предложил испанский юрист Гарзон (Garzon)?
Гарзон абсолютно прав. Я думаю, это то, в чем у нас, действительно, есть необходимость. Сейчас наступило время для политических, законодательных и моральных аналитиков дать новое и лучшее определение. Определить это как террор мало чем поможет, это слишком широкое, сложное и абстрактное понятие, несмотря на то, что результаты террора, напротив, очень конкретны и болезненны.
Может ли выход из этого кризиса основываться на поиске справедливости?
Проблема в том, что люди говорят о справедливом мире, "мир и справедливость", как сказать "кофе и молоко", как будто эти две вещи всегда идут рука об руку. Я же полагаю, что напряжение между миром и справедливостью - это еще более болезненное, чем напряжение между "равенством и свободой". В определении мира заложено понятие "компромисс", имеется в виду "компромисс справедливых интересов". А если захотеть справедливого мира, который обычно является утопическим, то не будет никакого мира. Настоящий мир можно установить, если сделать определенные уступки в плане справедливости или, по крайней мере, в том, что окружает справедливость. Требовать справедливого мира - это все равно, что требовать конечной цели, но мир - это идея "второго порядка". Справедливость - лучшее, что может быть, это понятно, но иногда есть потребность просто в мире, а не в справедливости.
