74 миллиона россиян высоко ценят традиции. Так, согласно исследованию интернет-холдинга "РосБизнесКонсалтинг", многие россияне собираются встречать и 2002 год в своих родных четырех стенах. К ним надо добавить 25 миллионов тех, кто склоняется к тому же. Из каждых десяти опрошенных граждан семеро намерены веселиться на Новый год в узком кругу своих друзей. Если в Москве спрашиваешь также о выборе между высокими ценами на гастрономические изыски и социальными обычаями, приоритет отдается приготовлению новогодних блюд на своей собственной домашней плите. С недавних пор россияне перестали бояться и мух. Так, более миллиона россиян проводят новогодний праздник за границей, часто путевки на пляжи юго-западных стран покупаются не из желания побывать там, а из престижа.
Обычных граждан вопрос о больших затратах приводит, скорее, в замешательство. Видимо, потому, что в российских семьях уже давным-давно укоренился принцип выживания. Абсолютно доверительная обстановка всегда служила лучшей защитой от хаоса и насилия. Большой город, где могут веселиться сыщики царя, бонзы или крестные отцы, никогда не принадлежал народу. Жесткое деление населения на высокопоставленных и простых граждан сохраняется и по сей день. Как следствие - существование громадного количества приватных, в широком смысле обособленных систем. В своем совершенно обособленном мире россиянин живет не с момента взрыва жилых домов в 1999 году или взрыва в переходе на Пушкинской площади. Этот мир и крохотен и бесконечно громаден. Один пример, взятый по соседству: то, что у Валентина и Ольги Дорошкиных нет почтового ящика, а на квартирной двойной двери из старого дерева и новой стали не обозначена их фамилия, - это обычай, который присущ для всей страны. Точно так же держится в секрете номер телефона. "Чужаки проходят мимо". У Олега, конечно, есть роскошные визитные карточки, но он их раздает, если это касается его работы. Большинство других жильцов дома знает его в лучшем случае в лицо, поскольку они "никогда не станут своими". С другой стороны, те пять соседей, которым Дорошкины доверяют, пользуются пожизненными привилегиями. Каждый из них может зайти без приглашения к другому соседу и сесть за стол на кухне, поделиться едой и водкой, радостью и горем. В больнице или на смертном одре действует формула: "Коллектив - ничто, большая семья - все". Родство по выбору может объясняться и так: "Без друзей жизнь, что смерть". Олег прагматично замечает: "Тот, кто в тебе нуждается, должен тебя терпеть". Единственно кто не нуждается в Дорошкиных, так это власти, милиция и другие подобные институты. Полицейских они видят только по программам западного телевидения. Или другое: вместо того, чтобы иметь дело с наглыми продавщицами, Олег предпочитает обеспечивать семью продуктами на полулегальной основе. При этом о "наших" забывается. Если говорить точно, то любая российская семья функционирует как государство в государстве. Это большая проблема для обычных представителей народа, выбывающих с дистанции, которые, "так или иначе, должны рассчитывать только на своих людей". Олег лучше обратится через своих знакомых к какому-нибудь далекому от него высокопоставленному лицу, так как это делают все. Российская Федерация всегда бала чем-то, но никогда такой, каковой она должна быть по конституции. С этой точки зрения Олег - европеец, но мыслит он, как азиат. Активные действия в пользу своей большой семьи, связи которой не обязательно определяются кровным родством. До распада бывшего Союза он работал в Ташкенте и Якутске. Сегодня он знаком с нужными людьми в Хайфе и Майями.
Его спутниковая антенна на балконе и индивидуальный выход на интернет уже давно стали стандартом. Однако характерным является мобильный телефон у его уха. Но получать информацию о боге и о мире он предпочитает от друзей и родственников. Россия понятна для посвященных и ни на йоту - для врагов. Она исключительно сердечна для "наших" и исключительно холодна для всех остальных. Дорошкины люди незаурядные. Даже если Валентина и смотрит охотно американские мыльные оперы, она считает американский стиль жизни отвратительным. "Фальшивое дружелюбие везде, настоящих чувств нет вообще". Олег гордо улыбается, когда его 25-летний сын говорит: "В этом отношении мы, русские, всегда будем старомодными".
