Исходные позиции, конечно, различаются: если Россия стучится в дверь европейского и атлантического Запада, то Италия является его существенной частью, если Россия с нетерпением ждет награды за свои решения, связанные с интересами Запада, то Италия крепко привязана к традиционной системе западных альянсов. Но россиянин Путин и итальянец Берлускони, во время сегодняшней встречи в Сочи и завтрашней - в Кремле, должны противопоставить стратегическим несовпадениям целый ряд общих политических вопросов. Участившиеся нападения палестинцев-камикадзе, жесткий военный ответ Израиля, судьба Арафата, висящая на волоске в его полуразрушенном генеральном штабе, - все эти неотложные проблемы станут точкой пересечения на столе российско-итальянских переговоров, поскольку непосредственно затрагивают интересы обеих сторон. Берлускони опасается, что расширение этого конфликта может привести к обострению активности всех средиземноморских фундаменталистов. Путин старается вернуть Москве ту роль, которую она когда-то потеряла, он не отказывается от диалога с Израилем, но обвиняет его в превышении мер допустимой обороны.
Никто не удивился бы, если бы Кремль, в рамках этого визита, присоединился к общему призыву к прекращению террористических нападений, выводу израильских войск и признанию законности политики Арафата. Путин не делает секрета из своей позиции, и взгляды Европы не сильно разнятся с его взглядами. Но кроме этих всем понятных предсказаний, для российского президента, как и для Берлускони, существует и более широкий вопрос по поводу отношений с Америкой: как вести себя, какую часть на себя взять в борьбе с терроризмом, которая уже превратилась в настоящий термометр мирового равновесия?
Уже по поводу израильско-палестинского конфликта мнение Вашингтона не столь ясно, как мнение Европы и России, хотя именно на дипломатии США основываются надежды на заключение перемирия. Но этого недостаточно. Путин высказался против нападения на Ирак, и Берлускони признал, что "не чувствует необходимости усиления напряжения". Россия не отказывается от своего сотрудничества с Ираном в области ядерного оружия, а Италия сохраняет с ним отношения в других секторах экономики, даже после того как Тегеран был "введен" в "ось зла". Берлускони положительно относится к более "решительному" соглашению между Москвой и НАТО, чем того хочется Вашингтону, а также поддерживает вхождение Москвы в ВТО. Коммерческие столкновения между Брюсселем и США отражаются и в России, которая только сейчас обещает приостановить "войну окорочков", но продолжает не принимать пошлины на сталь.
Кроме того, неубедительно проходит кампания в Афганистане, которая должна возобновиться вместе с приходом весны, и по настоянию США НАТО предполагает провести ее шире, чем было задумано ранее. Берлускони не одобряет некоторые безосновательные, на его взгляд, сигналы тревоги США по поводу терроризма, Путин опасается внутренних конфликтов из-за длительного присутствия американских войск в Средней Азии, а теперь и на Кавказе. Должны ли мы заключить из всего этого, что осложнения, вызванные борьбой с терроризмом, сближают Европу с Россией и отдаляют их обеих от США? Такая схема выглядела бы слишком упрощенной в нынешней изменчивости международных отношений. Правда и то, что Владимир Путин умеет правильно расставить карты, особенно в том, что касается Америки, а потому в конце мая подпишет с Бушем новый договор о сотрудничестве. Теперь уже скорей европейцы рискуют оказаться посередине, а их политическая общность мало-помалу приходит в упадок.
Именно в поддержку этой политической общности Берлускони и должен сейчас добавить свой кирпичик. В четком осознании того, что его заявленные "особенные отношения" с Соединенными Штатами не должны исключать существования собственного мнения по поводу всех вопросов, от Рамаллы до Багдада, а также того, что одобрить шествие Путина в сторону Запада для Европы сейчас важнее, чем даже для США