Анатоль Лайивен является ассоциированным старшим научным сотрудником вашингтонского отделения Фонда Карнеги за международный мир и автором книги "Чечня - надгробный памятник российского могущества" ("Chechnya: Tombstone of Russian Power")
Кризис с захватом заложников в Москве называют "российским 11 сентября". Это, конечно, преувеличение, но совершенно очевидно, что данный кризис стал для России ужасным шоком. Хотя маловероятно, что он приведет к радикальным переменам в российской политике, он безусловно будет иметь серьезные последствия для целого ряда областей, от национальных отношений и свободы печати до гражданских свобод и внешней политики.
Современной России не достается и малой толики вполне заслуженной ею похвалы за поддержание этнического мира и за национальную терпимость. Принимая во внимание экстраординарные психологические и экономические нарушения, вызванные распадом Советского Союза, многие ожидали взрыва массового шовинизма. Этого не случилось. Бывшие советские республики по большей части сумели сформировать свою национальную принадлежность без вмешательства со стороны Москвы. Только в Чечне возник национальный кризис.
Благодаря войне - и доминантной роли чеченцев и других кавказцев в организованной преступности - в России существует широко распространенное предубеждение против кавказцев. Бывали даже погромы против них. Если Россия сейчас интенсифицирует свои военные операции на всем Северном Кавказе с целью преследования чеченских сепаратистов и их союзников, этнические трения между россиянами - и всеми мусульманскими народами региона - вполне могут разрастись. Уже сейчас сотни тысяч чеченцев в Москве и в других местах попали под усиленный надзор милиции. Богатое и влиятельное чеченское деловое сообщество в России - контролируемое так называемой "чеченской мафией" - неоднозначно относится к этой войне. Бизнесмены и криминальные боссы не меньше прочих чеченцев возмущены зверствами и прочим ущербом, который причиняют российские войска, в том числе и их родственникам. С другой стороны, экономические интересы диктуют, что Чечне следует оставаться в составе России. В прошлом это приводило к неформальным соглашениям, в рамках которых чеченские бизнесмены "обещали" предотвращать террористические нападения в Москве в обмен на обещания властей не особенно преследовать их за их теневые сделки. Но в ходе последнего кризиса те, кто захватил заложников, почти наверняка получили помощь от местных чеченцев, у которых были свои люди в московской милиции. Как следствие этого, чеченское деловое сообщество в целом может ожидать от властей репрессий. Проблема для России заключается в том, что это подорвет стратегию, направленную на то, чтобы уговорить богатых чеченцев согласиться на российский суверенитет над Чечней и поддержать ее пророссийское правительство.
Этот кризис также явился причиной нападок на российские средства массовой информации (СМИ), по крайней мере, в том, что касается освещения терроризма. Несомненно, это выльется в более широкие ограничения на критическое освещение войны в Чечне - и, быть может, также деятельности путинской администрации в целом. Подобные ограничения, однако, являются сегодня менее жесткими, чем во многих полудемократических государствах развивающегося мира. Вполне возможно, что Россия идет к системе, аналогичной той, которая существовала в Турции во время войны с курдскими сепаратистами, когда некоторые области были совершенно открытыми для обсуждения в прессе, в то время как другие области вызывали сильные санкции.
Некоторые из наиболее очевидных последствий могут касаться внешней политики. Еще до кризиса усилилось давление на Грузию, что вызвало серьезную озабоченность американских дипломатов. Критический момент наступит в этом месяце, когда зима прервет активную деятельность партизан в Чечне. В прошлом сотни боевиков и их арабских союзников уходили через Кавказские горы в Грузию, где они были в безопасности от российского нападения. Нередко им помогали грузинские власти, что вызывало яростное возмущение Москвы. Если это случится в нынешнем году, россияне станут давить на Грузию еще сильнее.
Вторжение остается маловероятным, поскольку оно спровоцировало бы серьезный международный кризис. В любом случае российские офицеры признают, что у них просто нет нужных сил для выполнения такой задачи. Но экономические санкции возможны, в сочетании с ограниченными налетами, подобными тем, которые осуществляла Турция против курдских сепаратистов в Северном Ираке. Это произвело бы дополнительный эффект унижения и дестабилизации и без того уже шаткой администрации грузинского президента Эдуарда Шеварднадзе - и послало бы всему региону сообщение о господстве российской мощи.
От Запада - и особенно от Соединенных Штатов - Россия ожидает одобрения или, по крайней мере, молчаливого согласия и невмешательства. Она хочет, чтобы Америка надавила на Грузию, чтобы та приняла эффективные меры против чеченских повстанцев и их арабских спонсоров; она мечтает о том, чтобы Вашингтон классифицировал чеченских повстанцев как противника в войне с террором, такого же, как уйгуры. Отсюда похожая на бушевскую риторика г-на Путина в первые дни кризиса с захватом заложников.
Все это является составной частью связной стратегии. Но есть одна проблема: это в основном тот самый план, который Москва осуществляет на протяжении вот уже 3 лет - и он не дал нужного результата. Российские официальные лица, по-видимому, полагают, что, подобно британцам в Северной Ирландии, они сумеют истощить силы чеченского сопротивления до такой степени, что те, в конце концов, согласятся на российский суверенитет и сложат оружие.
Но, как свидетельствует самый свежий ужасный случай в Москве, чеченские боевики и их радикальные мусульманские союзники значительно более беспощадны, чем бойцы Ирландской Республиканской Армии (ИРА), и обладают куда большими возможностями нанесения потерь и ужасных унижений. Печально, но недавний эпизод с захватом заложников едва ли станет последним.
