Чтобы проиллюстрировать странную логику сновидений, Зигмунд Фрейд (Sigmund Freud) рассказывал анекдот про чайник: когда ваш друг обвиняет вас в том, что вы вернули ему треснутый чайник, первое, что вы делаете - это говорите, что никакого чайника у него не брали; затем, что когда вы его возвращали, он не был расколот, и, наконец, что чайник уже был расколот, когда вы его брали. Подобная последовательность несовместимых друг с другом аргументов показывает, что именно вы не хотели признавать: что вы брали у друга чайник и раскололи его.
Такие же противоречивые объяснения оккупации Ирака в начале 2003 года давала и американская администрация. Сначала Белый Дом заявил, что Саддам Хусейн (Saddam Hussein) располагал оружием массового поражения, которое представляло собой 'реальную угрозу в данный момент времени': угрозу для соседей Ирака, для Израиля и для всех демократических стран Запада. Вплоть до настоящего момента оружие не было обнаружено (несмотря на то, что более тысячи американских специалистов занимались его поисками на протяжении нескольких месяцев).
После этого Штаты заявили, что даже, если у Саддама и не было оружия массового поражения, он вместе с Аль-Каидой участвовал в проведении терактов 11 сентября, за что и должен понести наказание, а одновременно с этим будут предотвращены и будущие нападения. Но позднее, уже в сентябре 2003 года, самому американскому президенту Джорджу Бушу (George Bush) пришлось признать, что у Вашингтона 'не было доказательств того, что Саддам Хусейн был замешан в подготовке терактов 11 сентября'. И, наконец, пошел третий уровень оправданий: несмотря на то, что никаких доказательств связи иракского диктатора с Аль-Каидой не было, этот безжалостный правитель представлял собой угрозу для своих соседей и настоящую катастрофу для своего народа - а это уже достаточная причина для того, чтобы свергнуть его.
Это действительно так, однако, почему необходимо было свергать именно иракский режим, а ни какой-либо другой, начиная с Ирана и Северной Кореи, так же включенных Бушем в проклятую 'ось зла'?
Учитывая, что все указанные выше причины никакой критики не выдерживают, а американская администрация ошиблась, предприняв определенные шаги, какими же были истинные причины нападения на Ирак? На самом деле их было три: первая - это искреннее убеждение идеологического характера в том, что предназначение Соединенных Штатов - нести демократию и процветание другим народам; вторая - страстное желание провозгласить и установить силовыми методами безоговорочную гегемонию США; и, наконец, третья - необходимость установить контроль над иракскими нефтяными месторождениями.
Все три указанные причины существуют независимо друг от друга и все три должны приниматься во внимание. И ни одна из них - даже продвижение демократии - не может не учитываться или восприниматься как ложная или притворная. В каждой из названных причин содержатся свои противоречия, и из каждой вытекают свои последствия - положительные и отрицательные. Однако в сумме они становятся несовместимыми и противоречащими друг другу, и потому практически обрекают на провал иракскую кампанию Соединенных Штатов.
Не такой уж и тихий американец
Исторически сложилось так, что американцы всегда воспринимали свое предназначение в этом мире как альтруистическое. 'Мы только хотим быть хорошими, - утверждают они, - мы хотим помогать другим, принести им мир и процветание, и посмотрите, что мы получаем в ответ'. В действительности же никогда прежде, как сегодня - при нынешнем глобально-идеологическом наступлении США - не были так актуальны фильм Джона Форда (John Ford) 'Искатели' и 'Таксист' Мартина Скорсезе (Martin Scorsese), или книги, подобные 'Тихому американцу' Грэма Грина (Graham Greene), в которых показана бесхитростная доброжелательность американцев. О своем герое, совершенно искренне пытавшемся привить вьетнамцам демократию и западное представление о свободе и ставшем свидетелем крушения всех своих намерений, сам Грэм Грин сказал: 'Я никогда не был знаком с человеком, который, подобно ему, руководствовался самыми наилучшими соображениями и смог создать столько проблем'.
Под этими благими намерениями скрывается предположение, что, в глубине души, все мы американцы. Если истинное желание всего человечества заключается именно в несении другим блага, то единственное, что должны сделать американцы - это предоставить народам шанс, освободить их от навязанных ограничений и тогда они сами станут на сторону американской идеологической мечты. Вполне естественно, что Соединенные Штаты перешли от сдерживания врага к продвижению 'капиталистической революции', как сказал об этом в феврале 2003 года Стивен Шварц (Stephen Schwartz) из Фонда Защиты демократии (Foundation for the Defense of Democracies). В настоящий момент Соединенные Штаты играют ту же разлагающую роль, что десятилетия назад сохранялась за Советским Союзом - агента мировой революции.
В своем докладе о положении нации в январе 2003 года Буш заявил, что 'та самая свобода, которую мы столь высоко ценим - не подарок, который Соединенные Штаты делают миру, это дар Господень всему Человечеству'. Этот кажущийся порыв смирения в действительности скрывает за собой тоталитарную изнанку. Все тоталитарные правители заявляют, что они - ничто. Их сила - это лишь сила народа, который стоит за ними, чьи самые потаенные желания они выражают. Следовательно, оказывается, что те, кто противостоит вождю, выступают не только против него, но и против самых заветных и благородных порывов народа. Нельзя ли подобное утверждение применить и к словам Буша? Если бы свобода являлась всего лишь даром США другим народам, то выступающие против американской политики воспринимались бы как противники государства-нации. Но если свобода является даром Божьим, а сами Штаты - тем избранником, который должен одарить подобной милостью все остальные народы мира - то окажется, что противники американцев отказываются уже от дара Господня всему Человечеству.
Обратимся же ко второй причине (горячему стремлению продемонстрировать гегемонию Соединенных Штатов): согласно стратегии национальной безопасности администрации Буша, 'обладание не сравнимой ни с чем военной мощью, а также огромным политическим и экономическим влиянием выльется в десятилетия мира, процветания и свободы'. Однако, интеллектуалы-неоконсерваторы выражаются гораздо яснее, чем политики в Белом Доме. В своей недавно опубликованной книге 'The War Over Iraq' Уильям Кристол (William Kristol) и Лоуренс Каплан (William Kaplan) пишут: 'Миссия начинается в Багдаде, но не заканчивается там. . . Мы находимся на вершине нового исторического периода. . . Это переломный момент. . .'. 'Вполне очевидно, что речь идет не только об Ираке. Определяется даже нечто большее, чем будущее Ближнего Востока и война против терроризма. Речь идет о том, какую роль будут играть Соединенные Штаты в XXI-ом столетии'. С подобным мнением невозможно не согласиться: нападение на Ирак поставило под угрозу все мировое сообщество и выявило сущностные вопросы о структуре 'нового мирового порядка' и нормах его регулирования.
В отношении третьей причины нападения на Ирак, можно сказать следующее: было бы крайне просто предположить, что Соединенные Штаты пытались взять в свои руки контроль над иракской нефтяной индустрией. С другой стороны, если речь зашла о стране, которая, по словам Пол Вулфовица (Paul Wolfowitz) 'плавает в целом море нефти', в головах американских политических стратегов не могла не промелькнуть мысль о возможности установления в Ираке благословленного Вашингтоном правительства, поддерживающего иностранные инвестиции (читай, американские) в свою нефтяную промышленность и к чьему мнению в ОПЕК будут прислушиваться. Игнорирование подобного факта означало бы широкомасштабный стратегический просчет.
Пародия на империю
Из всех названных причин, ключевой является вторая: использовать Ирак в качестве предлога для установления нового миропорядка, навязать всем остальным право Соединенных Штатов наносить превентивные удары и укреплять свой статус единственной в мире сверхдержавы. Получателями подобного послания в основном должны были стать не иракцы, а мы - те, кто наблюдал за этой войной, именно мы являлись его настоящими идеологическими и политическими объектами.
Добравшись в своих рассуждениях до этого момента можно задаться наивным вопросом: могли ли Соединенные Штаты не превращаться во всемирного полицейского? В конце концов, после окончания холодной войны мир требовал какой-либо глобальной власти, которая могла заполнить образовавшуюся пустоту. Но именно в этом и заключается проблема: не в том, что Соединенные Штаты будут новой глобальной империей, а в том, что они ею не являются. Они пытаются играть имперскую роль, но выходит у них лишь роль государства-нации, которая неумолимо преследует свои интересы. В действительности же девизом администрации Буша мог бы стать несколько измененный лозунг борцов за охрану окружающей среды 'действовать глобально, думать локально'. Один поразительный пример из лицемерного отношения Соединенных Штатов к Сербии. Летом 2003 года высокопоставленные американские чиновники оказывали давление на Сербию, чтобы эта страна выдала подозреваемых военных преступников Международному трибуналу в Гааге - в соответствии с логикой глобальной империи, требующей существования транснациональных юридических институтов. Вместе с тем, американцы настаивали на подписании сербами двустороннего соглашения, согласно которому американские граждане не могут представать перед судом по обвинению в военных преступлениях и прочих злодеяниях против человечества - это уже соответствовало их логике государства-нации. Нет ничего удивительного в том, что Серия была удивлена и разгневана.
Не наблюдается ли подобное же несоответствие в методах ведения Соединенными Штатами 'антитеррористической войны'? Для сегодняшнего капитализма характерна экономическая стратегия, основанная на субподрядах: передаче другим компаниям грязного производства. Продукция, к примеру, может выпускаться в Индонезии, где нормы по охране окружающей среды и соблюдение условий труда гораздо ниже, чем в западных странах, а сама компания, которой принадлежит торговая марка, может заявлять, что не несет ответственности за нарушения, допущенные субподрядчиками.
Сегодня то же самое происходит и с допросами подозреваемых в причастности к террористической деятельности преступников, которые передаются для получения сведений союзникам Штатов из стран Третьего мира (тех самых, что выступают с критикой ежегодных докладов госдепартамента США о нарушениях прав человека). Указанные государства могут силой получать признания от подозреваемых, не беспокоясь ни о законодательных проблемах, ни о протестах своих граждан. 'Мы не можем узаконить пытки - это противоречит американскому представлению о ценностях, - заявил в негодовании обозреватель 'Newsweek' Джонатан Альтер (Jonathan Alter), сделав следующий вывод: - возможно, это покажется лицемерием, но мы должны подумать над тем, чтобы переправить некоторых подозреваемых нашим менее манерным союзникам. А никто и не говорил, что это будет приятно'. То же самое происходит и с другими развитыми государствами, которые с каждым разом все больше сложных проблем - начиная от телемаркетинга и заканчивая пытками - передают на решение другим странам.
Была упущена возможность легального ведения борьбы против терроризма. Почему? Здесь можно привести слова Мохамеда Саида аль-Сахафа (Mohamed Said al-Sahaf) - весьма красочной фигуры в правительстве Саддама, министра информации, - который во время одной из своих последних пресс-конференций, опроверг тот факт, что американцы контролируют некоторые районы Багдада: 'Они ничего не контролируют. Даже самих себя!'. Говоря еще проще, главные стратеги американской политики не знают даже самих себя настолько, чтобы признать или разрешить существующие противоречия - в себе или друг с другом - между своими намерениями и своими действиями.
В феврале 2002 года министр обороны США Дональд Рамсфелд (Donald Rumsfeld) решил несколько по-любительски пофилософствовать на тему существования связи между знаемым и незнаемым: 'Существует известное, которое мы знаем - иными словами, есть вещи, о которых мы знаем, что мы их знаем. Кроме того, мы знаем, что существует неизвестное, которое мы знаем: то есть мы знаем, что существуют вещи, которых мы не знаем. Но, кроме того, есть неизвестное, которое мы не знаем - то, о чем мы не знаем, что этого не знаем'. По мнению Рамсфелда, вот это самое 'неизвестное, которое нам неизвестно', и представляет собой самую страшную угрозу, которой Вашингтон должен противостоять. Однако, он забыл сделать еще и четвертое - наиболее важное - наблюдение: об известном, которого мы не знаем, иными словами, о тех вещах, о которых мы не знаем, что знаем. Это и есть то самое фрейдовское бессознательное - 'знание, которое не знает самого себя', как говорил французский психоаналитик Жак Лакан (Jacques Lacan).
Вот это названное, о котором 'мы не знаем, что знаем' - наши убеждения, предположения, которых мы не признаем и даже не имеем возможности признать - во многих смыслах могут представлять собой куда большую опасность. То же самое касается и двух из причин, оправдывающих начало иракской кампании. И дело не в том, что природа этих мотивов начала войны 'неизвестна' (не признана, неведома), а в том, что они противоречат друг другу. Соединенные Штаты поставили перед собой целый ряд задач (распространение демократии, установление своего господства, контроль над нефтяными месторождениями), которые по сути своей несопоставимы.
Рассмотрим, к примеру, ситуацию с такими странами как Кувейт и Саудовская Аравия, - которые являются консервативными монархиями, но при этом экономическими союзниками Штатов, глубоко интегрировавшимися в западный капитализм. В данном случае Соединенные Штаты преследуют вполне конкретные задачи: для того, чтобы эти страны оставались надежными поставщиками нефти, в них нельзя вводить демократическое правление, потому как демократические выборы, что в Саудовской Аравии, что в Ираке приведут к избранию националистского исламистского правительства, разделяющего явно антиамериканские настроения.
'Семьдесят лет, в течение которых западные демократии оправдывали и мирились с отсутствием свободы в ближневосточном регионе, так и не смогли гарантировать нашу безопасность', - заявил Буш в ноябре 2003 года. Однако, эта терпимость к восточному диктату гарантировала западному миру относительно стабильные поставки энергетических ресурсов, и не похоже, что Соединенные Штаты готовы, ни с того ни с сего, отказаться от подобных привилегий во имя свободы.
Более того, несмотря на рассуждения Буша о 'стратегии, направленной на продвижение свободы в ближневосточном регионе', сегодня нам всем известно, что Соединенные Штаты понимают под демократизацией. США и дружественные им страны единолично принимают решение о том, доросла ли та или иная страна до демократии, и какая разновидность демократии ей необходима. В качестве доказательства здесь можно привести слова, сказанные Рамсфелдом в апреле 2003 года о том, что Ирак должен превратиться не в технократию, а в светское государство, которое будет терпимо относиться к представителям всех религий и народностей.
Но наиболее вероятным результатом иракской оккупации станет мусульманское фундаменталистское движение антиамериканского характера, поддерживающее связи с подобными организациями всего арабского мира. Это точно современная демонстрация существования 'хитрого разума' - словно невидимая рука неумолимо поворачивает события так, что интервенция Соединенных Штатов приводит именно к тем результатам, которых стоило избежать.
Славой Жижек - философ и исследователь Института социальных исследований, Любляна, Словения. В трех последних книгах Жижека представлены его геополитические воззрения: 'Welcome to the Desert of the Real: Five Essays on 11 September and Real Dates' (Verso, NY, 2002) - о войне против терроризма; 'Quien dijo terrorismo? Cinco intervenciones sobre el (mal) uso de una nocion' (Pre-Textos, Valencia, 2002) - о слабости либерально-демократической идеологии; 'The Puppet and the Dwarf: The Perverse Core of Christianity' (MIT Press, Cambridge, 2003) - о политическом прочтении христианства.
