После того, как реальный социализм не выдержал конкуренции систем, остался лишь один империализм со всеми своими противоречиями. Но это не означало, что он снова проявится в форме империалистической конкуренции, нашедшей свой кровавый финал в первой мировой войне. Дело в том, что с победой над социализмом, казалось, решенной была пока и схватка за господство между империалистическими государствами. Четко была подтверждена господствующая роль США, являвшихся ведущей страной в антикоммунистической коалиции в годы 'холодной войны'. Война в Персидском заливе в 1991 году была своего рода ритуальным актом утверждения абсолютного гегемонизма Запада во главе с США, декларировавшегося как 'новый мировой порядок'. Соединенные Штаты использовали противоречащее международному праву нападение иракцев на Кувейт для того, чтобы утвердить новый порядок в ходе войны: мировой порядок, движущим мотивом которого должна была стать 'перманентная превентивная война'. Империалистические соперники реагировали на эти ультимативные претензии каждый раз неоднозначно. В той мере, в какой они ценили роль США как центра развертывания власти империализма в целях долговременного подчинения бедного юга, в той же степени они не были готовы надолго оставаться в подчиненном положении. Это относится, прежде всего, к двум главным странам западноевропейского империализма: к Франции и к Германии. Ставший очевидным не позднее начала войны против Ирака конфликт между империалистическими силовыми блоками, между США и ЕС, проявляется с точки зрения европейских представлений в виде 'борьбы культур', как противостояние двух принципов. Принципа устрашения, основанного на присвоении самому себе полномочий, властно-прагматичного принципа мессианства, за который стоят сторонники Буша (Bush), и европейского принципа достижения консенсуса, направленного на создание современного международного правопорядка.
С этим абсолютно не согласен Геральд Оберансмайр (Gerald Oberansmayr) в своей книге 'На пути к сверхдержаве - Милитаризация Европейского союза': 'Чем враждебнее отношения между обеими сторонами Атлантики, тем хуже ситуация и там, и там. Превентивная война, накапливание обычных и ядерных вооружений для реализации глобальных 'властных проектов', ухудшение социального обеспечения, растущий внутренний авторитаризм. Это борьба не между различными системами, а между враждующими между собой близнецами за главенство одной и той же системы. Действительно, Европа ЕС не является антиподом американской модели и не является противовесом росту мощи США. ЕС добивается установления иерархии в мире с не меньшей активностью, чем заокеанская держава, будь то в партнерстве или в конкуренции с США. Автор приводит точку зрения ряда европейских политиков и военных, чьи властные проекты не менее безудержны, чем 'Проект нового американского столетия' стратегов из Пентагона. Например, проект Роберта Купера (Robert Cooper), советника по внешнеполитическим вопросам Тони Блэра (Anthony Blair), с удовольствием размахивающего плетью колониального господства: 'Западные государства должны, как и во времена старой империи, применять к не достигшим цивилизации государствам, расположенным за пределами постсовременного континента, жесткие методы: силу, превентивные удары, обман - все, что необходимо в обращении со странами, которые еще живут в 19-м столетии'. Однако такие методы были применены также к Югославии, к европейской стране, которая с постмодернистской точки зрения хотела пребывать в 20-м столетии, в качестве независимого, не входящего ни в какие блоки государства. Балканы стали испытательным полигоном порабощения европейской периферии 'центральными европейскими странами', причем, прежде всего, в Германии начало снова просыпаться стремление идти на Восток: 'дранг нах остен'.
Соображения, касающиеся соблюдения международного права, которыми европейские элиты обосновывали свое отрицание войны против Ирака, никого не терзали, когда НАТО напала на Югославию. Они праздновали агрессию против Югославии в большей степени как 'час рождения новой Европы', как 'европейскую войну единения'. Эта война показала также со всей очевидностью кричащее отставание Европы от США в военном отношении. Между тем, милитаризация ЕС, о скромном первоначальном этапе которой рассказывает Оберансмайр, приняла уже масштабы гонки вооружений, которая должна позволить евроимпериализму осуществлять военные интервенции по всему Земному шару. Милитаризация означает общественную реакцию по всем фронту. Автор ссылается на то, что в проекте конституции ЕС на государства-члены возлагается обязанность 'постепенного повышения своих военных возможностей'. Милитаризация поднята на уровень конституции, что не отвечает антимилитаристским заявлениям, звучащим в отдельных странах и политическим изменениям. Сверхдержава будущего разработала для продвижения 'европейских ценностей', включая экономическую сторону дела, программу действий, которая отличается не меньшим честолюбием, чем глобальная 'стратегия умиротворения' империализма США. Кстати, при этом встает вопрос, а способен ли ЕС-империализм всерьез бросить вызов державе номер один со структурной точки зрения. Тенденцию централизации надгосударственны[ структур, крайнюю концентрацию власти капитала - Оберансмайр характеризует эту внутреннюю структуру ЕС как 'двуликую монархию финансового капитала и военно-промышленного комплекса', если не обманываться по поводу того, что Европейский союз надгосударственное, а не государственное образование. Союз в большей степени устанавливает отношения господства государств над государствами. Именно по той причине, что ЕС является проектом внутренней консолидации периферии со стороны центра, он образует однородный властный блок. Это относится не только к отношениям между сильными и слабыми странами-членами Союза, но и между внутриевропейскими странами-гегемонами, идентифицирующими 'европейские интересы' со своими собственными интересами. Напротив, в США мощное государство мобилизует все общественные ресурсы для достижения мирового господства.
Геральд Оберансмайр характеризует в своем послесловии борьбу за власть в мире как 'самое масштабное насилие'. Он указывает на готовность различных политических, а значит и левых сил, уйти от дискуссии по этому поводу. Сюда относится также распространение иллюзий, будто ЕС может стать миролюбивой державой, которая затем будет призвана поднять значимость принципа мировой внутренней политики по отношению к американской политике с позиции силы. Однако ультимативная форма мировой внутренней политики это война. С освобождением Европы от США, по поводу чего предаются иллюзиям основатели Европейской левой партии, этого сделать не удалось бы. Европа должна освободиться и от ЕС.
