Фотографии издевательств над иракскими заключенными тюрьмы Абу-Грейб и запись того, как в отместку за это заложнику отрезают голову, проводят полные и не слишком приятные параллели между российской войной в Чечне и американским вторжением в Ирак.
Если отставить в сторону их эмоциональную составляющую, можно ли серьезно говорить о том, что это именно параллели? Думаю, да. Однако давайте систематически проанализируем социальные механизмы, благодаря которым и проявляются общие черты двух, казалось бы, таких разных событий.
После унизительного выхода из Афганистана в 1988 году и первой чеченской войны 1994-96 годов, которую 'во всей красе' показали по телевидению, у российского общества и у самих военных выработалась русская версия так называемого 'вьетнамского синдрома' (в поздний период войны во Вьетнаме сами ее ветераны широко выступали за скорейшее ее окончание, а после войны в США началась реформа вооруженных сил, и на некоторое время их боевая деятельность была приостановлена - пер.).
Однако ситуация резко изменилась в августе 1999 года, когда чеченские и арабские моджахеды нагло вторглись на территорию России, а еще вскоре сотни ничего не подозревающих жителей Москвы погибли при взрывах жилых домов в столице.
До сих пор нет ответов на многие вопросы, связанные с этими террористическими актами. Однако, как и всегда происходит в моменты, когда общество в опасности, российские граждане сплотились за спиной нового президента Владимира Путина, который жестко отреагировал на эти взрывы, и его популярность мгновенно взлетела от практически незаметной к абсолютно подавляющей.
Путинская 'антитеррористическая операция' казалась во всех отношениях справедливой войной.
Чечня явно не состоялась как государство, и признана была только талибским правительством Афганистана. На ее территории не действовали никакие законы, а республика превратилась в убежище контрабандистов, международных террористов и похитителей людей. Сами чеченцы, особенно принадлежащие к интеллектуальной элите, поначалу приветствовали российских солдат если и не как освободителей, то как такую силу, на плечах которой в республику придет новый общественный порядок.
Правительства западных стран также высказали понимание. Говорят, что даже начальник разведки Саудовской Аравии приезжал в Москву и извинялся за то, что в свое время его страна финансировала антироссийских исламистов в Афганистане.
Российский спецназ при поддержке танков и авиации быстро продвигался по территории противника. Через несколько месяцев Путин сам прилетел в Чечню на истребителе, поздравил солдат и объявил о победе над врагом. Это впечатление было тем более полным, что Москва переняла у американцев весь опыт, какой могла: если высокоточное оружие для российской армии было еще слишком дорого, то практика специального отбора журналистов и прикрепления их к воинским частям не стоила больших денег и вполне оправдала себя с токи зрения эффективности.
Тех немногих журналистов, которые все же вели независимую деятельность (например, Анна Политковская, чья повергающая в ужас книга 'Путешествие в ад' была недавно опубликована издательством Чикагского университета / University of Chicago Press, английское название - 'A Small Corner of Hell') объявили антипатриотами. В российской прессе ссылка на 'источники в среде террористов' превратилась в наказуемое деяние.
План, разработанный Москвой для послевоенной Чечни, выглядел очень разумно. Российским налогоплательщикам пообещали, что после непродолжительной реконструкции выручка от продажи чеченской нефти компенсирует все затраты на реконструкцию. (Некоторые храбрые предприниматели даже пробовали эксплуатировать возможности, которые предоставлял нарождающийся чеченский рынок. Живыми вернулись не все.)
Матерям, отдавшим в армию своих сыновей, рассказали, что теперь их дети в безопасности, поскольку пошла долгожданная реформа, и в армии теперь будут служить по контракту исключительно закаленные ветераны.
Более того, после окончания войны полномочия по поддержанию безопасности в Чечне должны были перейти к лояльным России чеченским силам, а еще через некоторое время - к вновь избранному чеченскому правительству. Здесь Москва приобрела сильнейший козырь в лице Ахмата Кадырова, в прошлом одного из самых видных в Чечне религиозных деятелей, и его личной гвардии в несколько тысяч штыков.
Во время первой войны, в 1995 году, Кадыров провозгласил джихад против России и воевал против нее сам. Однако в конце 90-х безудержно честолюбивый и не стесненный в выборе средств Кадыров рассорился с обоими крыльями антироссийского чеченского сопротивления - сепаратистами, которые не имели ничего общего с религиозными экстремистами и по-прежнему подчинялись своему президенту Аслану Масхадову, и c особенно с яростными исламистскими фанатиками под предводительством чеченского героя Шамиля Басаева, который, по слухам, связан в 'Аль-Каидой'.
Следуя простой логике 'враг моего врага - мой друг', с началом новой войны Кадыров поменял флаг и стал пророссийским президентом Чечни.
Самые умные планы
Московский план налаживания мирной жизни в Чечне стал буксовать уже вскоре после того, как Путин объявил о победе над террористами. Нефтяная инфраструктура, и без того за годы экономической блокады и войны пришедшая в ужасное состояние, оказалась к тому же и легкой мишенью для диверсантов.
Те скважины и нефтеперерабатывающие заводы, которые еще функционировали, превратились в источник дохода для коррумпированных российских генералов и местных командиров полубандитских вооруженных отрядов. Деньги, которые Москва посылала в Чечню на восстановление нормальной жизни, зачастую пропадали без следа.
Привлечение на свою сторону чеченских полевых командиров, которое российское командование одно время считало хорошей тактикой, практически перекрыло политические пути для более цивилизованных чеченских политиков, однако никоим образом не препятствовало кровавой междоусобице и бесконтрольному расхищению государственных средств.
Все это время гремели взрывы под колесами российских боевых машин - новая тактика чеченских боевиков - и солдаты-призывники продолжали погибать почти ежедневно.
Новое поколение солдат-добровольцев, которых в России называют 'контрактниками', предпочитало за свои боевые деньги не высовываться и не рисковать понапрасну.
В то же время, именно этих самых контрактников все больше и больше людей обвиняет в том, что задержанных чеченцев они подвергают пыткам, используя для этого многочисленные 'фильтрационные пункты', где многим из них ставилась задача разделять задержанных на подозреваемых в связях с террористами и обычных граждан, которые просто оказались не в то время не в том месте.
С одной стороны, на тех, кто допрашивает, давили свои же начальники, которые требовали результата, а конвейер с задержанными все не останавливался. С другой стороны, поскольку никакого надзора не было, у них была полная возможность использовать при допросах так называемые 'интенсивные методы допроса' - эвфемизм для пыток.
У русских было технологическое и организационное превосходство над чеченской сепаратистской 'армией', однако они оказались совершенно не готовы к войне с 'политически подкованными' крестьянами и детьми, закладывающими взрывчатку на дорогах.
Непредсказуемые результаты
Очевидно, что разрушение иерархии, построенной в Ираке Саддамом Хусейном, вызвало в иракцах чувство освобождения от необходимости подчиняться деспотическому режиму, однако вряд ли Соединенные Штаты предполагали, какую форму оно примет впоследствии.
Сколько сегодня боевиков в Чечне, или, если уж на то пошло, в Ираке? Невозможно ответить. Однако их наверняка не меньше, чем тех, кто недоволен тем, что делают с ним лично или с его землей, и не меньше, чем оружия на руках у населения - а его как раз много.
Политковская и другие смелые журналисты, которые еще отваживаются писать о Чечне, говорят, что там появилась 'третья сила' - 'кровники', мстители, которые, по законам горского общества, лично мстят тем, о ком они знают или кого подозревают в том, что те пытали, насиловали или убивали их родных.
Проведение параллелей - опасное занятие.
Америка - очень богатая и пока еще демократическая страна, и в этих отношениях России с ней не сравниться. Однако американская война с терроризмом отличается от российской так же, как американский 'Хаммер' (Hummer или Humvee - боевая и транспортная машина HMWV, используемая в армии США - пер.) отличается от советского БТР - это боевые машины, но и они могут развалиться, если ездить на них по ухабистым дорогам.
Особенно если эти дороги предназначены совсем не для боевых машин.
Георгий Дерлугян - ветеран иностранных войн Советской Армии, стипендиат 'Фонда Карнеги', преподаватель социологии в Северо-Западном университете.
