Что для немцев кризис, для многих русских мечта. Жалобы на экономический спад вызывают в Москве лишь недоумение.
'Что? У вас кризис? У немцев?' Таксист с усами толщиной с руку и шевелюрой, словно меховая шапка, открыв рот, уставился на меня. При этом от испуга он резко повернул руль в сторону ограждения набережной, чуть не отправив нас в мутную жижу Москвы-реки. Но мне-то хотелось всего лишь сбить цену.
Пассажир как дойная корова
Будь то частные лица, подрабатывающие к своей жалкой зарплате после окончания работы за рулем своих машин, или же официальные таксисты на тяжелых Волгах, - кое-кто из них смотрит на иностранцев все еще не как на пассажиров, а как на дойных коров. С одной стороны, в московских такси цена вроде бы договорная, но на самом деле существуют, видимо, обоснованные с психологической тонкостью тарифы.
Если кто-то называет цель своей поездки с легким акцентом и к тому же хорошо одет, то ему придется заплатить, возможно, на все 50 процентов больше. Ломаный русский в сочетании с галстуком может удвоить цену. Особенно дорого может обойтись пассажиру его английский: солидные бизнесмены made in USA рассказывали даже и о тройной цене.
Психологическая война с ценами
Студентом, чтобы сэкономить, я часто выдавал себя за латыша. В те времена жители Прибалтики ездили по 'внутренним тарифам'. После вступления балтийских республик в ЕС я полагаюсь только на заказное такси с твердо установленными ценами. Но когда по необходимости я останавливаю машину, поманив ее пальцем, как это принято в Москве, то уже веду борьбу за цену средствами психологической войны.
То ли от грузинского вина, то ли под тяжестью лет, но старая Лада-Самара, подъезжая ко мне, тяжело заскрипела. Окрыленный успехом, я допустил ошибку новичка, не договорившись о цене, прежде чем сел в машину. И это с частником! Тем самым путь к взвинчиванию цены был открыт.
Едва дребезжащий мотор сдвинул ржавую металлическую конструкцию с места и покатил ее с трудом по улице Остоженка в направлении Храма Христа Спасителя и набережной, как человек за рулем - смесь Алена Делона с кавказским пастухом - начал меня оценивать, причем открыто и в прямом смысле слова.
Тактика НАТО в утряске цен
'Откуда Вы родом?', - спросил мой шофер густым басом. Пахло бензином и дешевыми духами 'Красная Москва' предыдущего пассажира. Едва я успел произнести 'из Германии', как по его лицу пробежала улыбка. Громадные усы задвигались. Как человек испорченный, я не подумал, что его радость объясняется искренней любовью к Германии. Когда он добавил: 'Прекрасная страна, очень богатая', во мне зазвучал сигнал тревоги. 'Он набивает цену!' - сказал я себе.
'Но мы же, немцы, сейчас беднее, чем многие русские. По сравнению с вашими олигархами мы? как русский поп по сравнению с Папой Римским', - ответил я, перейдя к тактике передовой обороны, которая существовала у НАТО применительно к Варшавскому пакту. 'У вас дела идут на лад, а у нас экономический кризис', - добавил я и промахнулся. Вернее, автомобиль чуть не промахнулся и не улетел за ограждение в реку.
'Банки лопнули?'
Вместо того чтобы смотреть вперед, мой несостоявшийся пилот Формулы-1 уставился в мою сторону: 'Боже мой! Банки лопнули? Люди не могут забрать свои деньги?' Я отрицательно покачал головой. 'Валюта? Евро рухнул?' Я опять только успел покачать головой, - нет. 'Везде очереди? Только в субботу ходите за покупками?' Наконец-то мне удалось пробить брешь в его потоке слов: 'Нет, просто снизился экономический рост, приходится экономить на всем, например на здравоохранении. . .'
Но бравый борец с московским хаосом на дорогах снова перебил меня: 'Вот как? Вам приходится теперь тоже платить за операции, как у нас?' Я покачал головой и с опаской посмотрел в сторону ограждения набережной, которая снова угрожающе приблизилась к нам. 'Нет, до этого дело не дошло, просто нужно доплачивать 10 евро раз в квартал за один визит к зубному врачу'. Мой водитель горько ухмыльнулся: 'За операцию на челюсти моей маме мне пришлось заплатить 1000 долларов. А у вас 10 евро уже кризис?'
Сокращение манны небесной
'Зачем я назвал цифру десять?', - промелькнуло у меня в голове. К тому же он сказал еще, что поездка с ним тоже не дешевле, чем визит к врачу. . . 'Сильно сокращаются пособия по безработице, скоро они станут, как социальная помощь', - поторопился добавить я. Для разнообразия он направил машину не к краю набережной, а наоборот, на полосу встречного движения и красных кирпичных стен Кремля.
'Пособие по безработице? Социальная помощь? Сокращение? У нас и сокращать-то нечего!' Он недоуменно посмотрел на меня, будто я заговорил о сокращении манны небесной в раю. 'Нам бы ваши заботы! Нам бы такой кризис!'
'Что для русских хорошо, немцам смерть', - гласит старая русская пословица, восходящая еще к национальному поэту Пушкину, а сегодня нередко применяемая в ходе двустороннего пития водки. Но это выражение, видимо, придется модернизировать: 'Что для русских мечта, для немцев - кризис'.
Я подумал, что аргумент сокращения премий на рождество и отпускных пособий тоже вряд ли помогут мне. Тогда я решил сменить направление: 'Рабочее время снова увеличат, и не исключено, что сократят отпуск'.
Наконец-то забрезжила надежда - по его лицу пробежала тень сочувствия, на лбу появились морщины, а кончики усов поникли. 'И сколько вам теперь придется работать? Какой у вас сейчас отпуск? Что? 6 Недель? В полтора раза больше, чем у нас!? 40 часов в неделю? Я у себя в химической лаборатории работаю больше, за 200 евро в месяц, а после работы каждый день сижу за баранкой!'
Кризис не помог
Больше никаких аргументов в голову мне не приходило. Но, слава богу, мы были уже у дома. Все мои аргументы, - подумал я, не попали в цель, наш кризис никуда не годится, и приготовился вместо обычных 100 рублей (примерно 3 евро) заплатить сегодня за дорогу домой 150.
С визгом тормозов мой рыцарь набережной остановил своего ржавого коня. 'Пусть будет 70 рублей, только для тебя, и потому что было интересно', - сказал он совершенно неожиданно и широко улыбнулся: 'Передай привет от меня Германии! Мой брат живет там. Ему очень нравится'.
Я положил сторублевую купюру на пыльную панель рядом с маленькой пластмассовой иконкой и тихо сказал: 'Сдачи не надо', пожав протянутую им руку. Прощание было таким сердечным, что он чуть не прижал меня к своим усам. Пристыженный я вышел из машины, мысленно задавая себе почти неприличный вопрос: 'Наверное, наш кризис состоит еще и в том, что мы часто о нем думаем?'
