Не сон ли это? Или кошмар? Или я проснулся не там, где думал? В казарме? При этом я так полон радостным предвкушением. Есть нечто от рождественского настроения, даже осенью, когда собираешься покинуть Москву и отправиться в отпуск на родину, в старую добрую Германию. Мостовые без выбоин, ровные, словно блин, тротуары без грязи, блестят чистотой, полицейские, не алчущие взяток, чисто выбритые, в отглаженной униформе и с приветливой улыбкой.
Враг и пособник
Все кажется немножко нереальным, почти как в музыкальном клипе: фантастические картины из чужого, нереально приветливого, непорочного мира. Особенно, когда возвращаешься с сурового Кавказа, где милиция не друг и помощник, а враг и пособник, улицы временами кажутся участками для бега по пересеченной местности, мужчины предпочитают ходить не с сумками для покупок, а с автоматами Калашникова, а некоторые турбазы больше напоминают приюты для бомжей.
В уютной гостинице в центре Гамбурга я сразу чувствую прилив бодрости, без всякого алкоголя: матрац не провисает, словно гамак, а принимает щадящую для моего многострадального позвоночника форму, из крана течет не мутная жижа, а кристально чистая вода, а из душа льется не холодный ручеек, а мощные, горячие струи.
Будни как наслаждение
'Как мало надо человеку для удовольствия, - говорю я себе, свежему и чистому, - немножко сервиса, немножко любезности, - и будни становятся наслаждением. Почему это так редко бывает в России? После долгих часов за компьютером далеко за полночь я устраиваюсь под мягким пуховым одеялом, полный предвкушения: наконец-то немного высплюсь.
Какое заблуждение! Почти ночью - одиннадцати утра еще не было - зазвонил телефон. Безжалостно. Я не просил будить меня. Ошибка администратора, как это часто бывает в России? Исключено, - здесь в Германии! Но на всякий случай, надо подойти: кто знает, быть может, опять какой-нибудь кризис в Москве. Или друзья из Гамбурга разыскивают меня? Еще заспанный, я тянусь к телефону. Но когда подношу к уху трубку, то чуть не падаю с кровати: 'Вы что, не знаете, сколько времени? - звучит строгий мужской голос, - у нас освобождают номера в 11 часов. Сейчас же покиньте номер!' Его тон напоминает мне одного толстенного русского офицера из Приволжского города Кинешма. Когда в казарме он объявлял подъем, звуковые волны сбрасывали с нар всю его роту.
Фельдфебель на телефоне
Еще совсем заспанный, я пытаюсь возразить: 'Обычно это бывает в 12 часов:' Но фельдфебель на другом конце провода не дает мне и слова сказать: 'Если кто-то допускает ошибку, то должен извиниться, а не делать дурацкие заявления:' Я еще не успеваю и рта открыть, как снова раздается гамбургский бас с характерным 'с': 'Чтобы через 15 минут Вас не было в номере. Все!'
'Ошибка', видимо, была не моя, ведь меня же никто не предупредил, что номер здесь освобождают на час раньше, да и более любезный тон тоже не помешал бы. Например, можно было бы предложить мне расположиться на время в холле. Все это я хочу сказать ему, но успеваю произнести только первые два слова, как слышу в трубке: 'Не надо наглеть! Вы же представления не имеете о гостиничном деле. И молоды еще!' Опять не успев ничего сказать, снова слышу: 'Все, хватит, чтобы через четверть часа Вас не было!' В трубке раздаются короткие гудки.
Ответ, как из автомата Калашникова
Я тру глаза и с тоской смотрю на кровать, исполненный готовности бороться если уж не за сон, так за спокойное утро. И я снова берусь за телефон, звоню администратору, и снова раздается командный голос. Держа трубку на расстоянии от уха, я говорю: 'Я бы хотел поговорить с дирекцией'. Ответ звучит, как из автомата Калашникова: 'Вы уже говорили с директором'. И снова короткие гудки.
Это один из таких моментов, когда я проклинаю мое немецкое воспитание, отягченное, правда, посещением школы при католическом монастыре. Если бы в соседнем номере был мой друг и фотограф Игорь Гаврилов он бы пробурчал в телефон что-нибудь презрительное и с заявлением типа: 'Черт с ними, что они могут мне сделать', - снова завалился бы на кровать. Я же, как заведенный, поспешно бросаюсь в ванную, не радуясь ни чистой воде, ни горячему душу.
Шок от благодарности
С торжествующей улыбкой, больше похожий на учителя, чем на фельдфебеля, внизу у входа меня поджидает администратор-диктатор, - маленький, толстый и красный. Он как раз готовится к нагоняю, рот уже полуоткрыт, но я опережаю его: 'Хочу поблагодарить Вас, Вы мне очень помогли!'. Он так и остается с открытым ртом. Видимо он уже был готов к предстоящему спору, а к таких любезностей не ожидал и просто не находил слов. Через какое-то мгновенье, он все же произносит заикаясь: 'Почему?' В вопросе слышится разочарование.
'Я живу в Москве, - открываюсь я ему, - и часто жалуюсь на плохой сервис, грубое обслуживание и неприветливость. Но, видимо, я был несправедлив: все это не российский феномен, здесь, в Германии, тоже можно встретить сервис по-советски. Вы открыли мне глаза, и мне придется извиниться перед моими московскими друзьями'.
