По окончании периода траура по погибшим во время теракта в школе номер один осетинского города Беслан власти опасаются акций мести. Межэтническая ненависть в традиционно неспокойной Осетии может в любой момент вылиться через край.
Виталий, сильный молодой парень в старой армейской шинели многозначительно проводит пальцем по горлу. 'Я лично перережу горло каждому ингушу', - громко говорит он и зло плюет на землю.
Ярость в Беслане по поводу взятия заложников подобная кипящему гейзеру, который может выбросить пар в любой момент. Среди опознанных на сегодняшний день убитых террористов - двенадцать ингушей, девять чеченцев, двое русских и двое арабов. Надписи на стенах школы говорят о многом. В одной из классных комнат написано: 'Чеченцы и ингуши - зачем нам такие братья?'
'Мы с этим совершенно согласны,' - говорят Тимур и его друзья, прогуливающиеся около школы. 3 сентября они со своим оружием сражались с засевшими в школе террористами. 'Мы не можем обвинять целый народ, но здесь так повелось, - говорят они. - Мы уже сотни лет враги. В конце концов, у террористов там базы', - отмечает Тимур. Его друг Костя ворчит: 'Нам нужен кто-нибудь вроде Сталина'.
Сейчас, когда закончился официальный сорокадневный траур, власти в Северной Осетии приняли дополнительные меры безопасности. На дорогах и в деревнях введено круглосуточное патрулирование.
Среди ингушей в деревне Чермень близ ингушской границы царит страх. Яков Баркинчоев разговаривает на улице с несколькими своими родственниками. По грязи плетется корова, рядом слышен стук молотка. 'Мы смотрели захват заложников по телевизору и плакали. Ведь это были невинные дети. Но с тех пор живущие в нашей деревне осетины смотрят на нас по-другому. Упреки на их лицах можно увидеть за два километра', - говорит Яков.
Яков Баринчоев не понимает эту ненависть: 'Что они хотят? Не хотят же они направить против нас ружья, с которыми они освобождали своих детей? Мы не засылали террористов'.
'Наши дети должны были 1 сентября вместе с осетинскими детьми идти в сельскую школу, - рассказывает Алиса Баркинчоева. - Так решило наше правительство. Но их прогнали'. Соседский мальчик Назир говорит: 'Учительницы нас обругали. Теперь я больше не хочу идти в школу'. Алиса потеряла в 1992 году мужа. 'Мы бежали от насилия, а когда я вернулась, его больше не было. Я даже не смогла найти его тело', - говорит она.
Беслан расположен на краю Пригородного района, который Сталин отдал осетинам после депортации ингушей и чеченцев. В 1992 году между ингушами и осетинами вспыхнула ожесточенная трехдневная война за этот регион, в ходе которой 600 человек погибло и более 30 тысяч стали беженцами. Столкновения начались в нескольких этнически смешанных деревнях, таких, как Чермень и Карца около границы с Ингушетией.
В памяти большинства ингушей из Чермени конфликт в 1992 году начался с приходом российской армии. Баркинчоевы рассказывают, как от столицы Осетии Владикавказа наступали танки. Осетины из этой деревни рассказывают другую версию: как российские войска вынуждены были освободить деревню от нескольких сотен ингушских бандитов, которые похитили осетинских мужчин. Чтобы освободить своих людей, осетины в ответ захватили сотни ингушей.
Тамик Цахилов молча стоит около монумента на небольшой заасфальтированной площади. 'Тогда здесь был отдел милиции, который нападавшие окружили в первую очередь', - рассказывает Тамик, осетин, уроженец Черменя. Милиционеры отказались сдаться, началась перестрелка. Тамик показывает на мраморный обелиск с 39 фамилиями, среди которых фамилия одного из членов его семьи. 'Все милиционеры погибли, а главарь бандитов приказал привязать их тела к машинам и волочить по улицам'.
Тамик и его семья были в то субботнее утро дома и слышали выстрелы. 'Мы знали, что произошла беда. Через некоторое время бандиты уже стучали в нашу дверь. Мой отец был директором шахты в Норильске, и мы жили в достатке. Они захватили моего отца, моего брата и меня, три машины и все вещи. Нас бросили в городскую тюрьму ингушской столицы. Ясно, что это нападение было организовано сверху'.
Тамика и его брата через несколько дней освободили за выкуп. Его отца только через полгода обменяли на шесть ингушей. 'Его жестоко избивали, - говорит Тамик и жестко добавляет: Я больше никогда не разговаривал с моими ингушскими соседями, мы уехали из Черменя. Я не питаю к ним ненависти, но я не понимаю ту передающуюся от отца к сыну ненависть, которую ингуши питают к нам, осетинам. Иначе почему они так взбесились в Беслане?'
Баркинчоевы боятся будущего, но не уезжают. 'Кто нас ждет?- говорит Яков. - В Ингушетии нас тоже не ждут. Когда в 1957 году мы вернулись из депортации, мы здесь жили в яме. Мой отец построил для нас дом, но в 1992 году он сгорел. Сейчас я строю дом. Я остаюсь здесь'.
