В глазах континентальной Европы американские президентские выборы приобретают примитивно-карикатурные черты. Никогда газета 'Le Monde', с такой ревностью относящаяся к 'серьезности' своих публикаций, не позволила бы себе низвести основных действующих лиц британских или германских выборов до элементарных архетипов, олицетворяющих добро и зло. Но делает это с Бушем (Bush) и Керри (Kerry). Вполне возможно, что, не отдавая себе отчета в этом. А читатели также не могут представить себе, насколько велика подобная глупость. То, что в отношении любой другой страны мира кажется достойным исключительно желтой прессы в худшем ее проявлении, становится расхожим журналистским приемом, когда речь заходит о политике американского 'деревенщины'. И не осталось таких общих мест, которые бы не повторялись изо дня в день. Как не осталось места и действительности, которая могла бы разрушить эту мифологическую оборону.
Переживаниям свойственна амбивалентность: одержимость и ненависть переплетаются в человеческом подсознании. С самого момента своего рождения Соединенные Штаты давали Европе проецировать на себя миф, который затем можно было оплести сокрушенными надеждами. Возможно, это произошло еще и до рождения Штатов. И в Шатобриане (Chateaubriand) 1789 года, как и в Токвиле (Tocqueville) 1835 года выкристаллизовываются литературные архетипы этого отношения. Америка - это то, по чему Европа одновременно тоскует и чего боится. Не зная этого. Но подобное отношение выступает на первый план каждый раз, как некое серьезное событие заставляет европейцев облекать в слово свою трансатлантическую мифологию.
Будь то война, чудовищное нападение или выборы логика всегда одна и та же: в своих рассуждениях об Америке Европа хочет заговорить свои недостатки, свои навязчивые идеи; где-то в глубине она осознает неизбежность своего исчезновения - Европа умирает и знает это; она устремляет на своих наследников из Нового Света взгляд, в котором читается характерное для агонизирующего отрицание действительности. Лишь так можно объяснить царящие на Старом континенте после войны 14-го года настроения, то патологическое восприятие, в котором терялись европейские мыслители прошлого века, когда речь заходила о Соединенных Штатах. И это имеет отношение не только к политике и экономике, но и к культуре, искусству, представлениям о морали, об обыденной жизни.
Европа придумала американскую действительность в точном соответствии со своими разочарованиями и обидами. Возможно, это произошло из-за неподъемности долга перед теми, кто дважды на протяжении двадцатого столетия спасал европейцев от тоталитаризма: сначала, во времена второй мировой войны, от гитлеровского, а затем от почти полувекового сталинского, эпохи холодной войны. Столь громадный долг вернуть никак нельзя. И ничто не вызывает большего неудовольствия, чем услуга, которую нет возможности оплатить.
Проблема стара, а события 11 сентября довели ситуацию до крайности. Снисходительность к исламскому экстремизму, почти неприкрытое злорадство после нанесенного по Манхэттену удара - все это показывает нам мрачный лик нынешней Европы, которая сделала иррациональный выбор против Соединенных Штатов, пусть даже и ценой собственного исчезновения. Для этого хороши любые средства. Можно и измыслить президентские выборы в соответствии с иллюзиями Старого Света. Напридумывать и примитивно обрисовать себе кандидатов: хорошего и плохого. Ни один американец не признал бы себя в этой карикатуре. Но какое дело дряхлому, загипнотизированному величием своего заката европейцу до того, что может думать американец?