Его представителям не нравится, когда его называют Вова, уменьшительное от Владимира, как звали и Ленина. Хотя Путин и не облагороженный, осовремененный ленинист, поступки российского президента порождают на Западе настойчивые вопросы. Каков смысл его поведения во внутренней и внешней политике? Многое можно объяснить, приняв во внимание крайне затруднительное - после несчастий Горбачева и авантюр Ельцина - положение власти в России. Однако, не все.
Путин хотел бы оградить от сепаратизма 17 миллионов квадратных километров, оставшихся после сокращения СССР до размеров Российской Федерации, которая до сих пор включает в себя 70 этнических групп. Самая большая угроза исходит от пламени Чечни, которое может распространиться далеко за пределы Дагестана и Ингушетии. Это дает Путину оправдание для централизации власти в виде назначения губернаторов в 89 областях. Но если среди людей на Западе зреет подозрение в возврате к деспотизму, россиянам нравится 'железный намордник', с помощью которого подчиняют бояр. Более того, по мнению журнала 'The Economist', некоторые аналитики парадоксальным образом считают Путина 'большим либералом, чем 95 процентов россиян'. В конце концов, власть на этой планете всегда является сторонницей централизма. Журнал 'Limes' (итальянский элитный аналитический журнал, освещающий вопросы политики и экономики - прим. пер.) подводит итог: 'В глазах Кремля российское пространство слишком неоднородно и обширно для того, чтобы им управлять по правилам Вестминстерского дворца' (резиденция британского парламента - прим. пер.).
Волюнтаризм Путина направлен также на то, чтобы победить всепроницающую коррупцию, у которой еще со времен Советского Союза были и остаются мощные корни. Достаточно вспомнить приснопамятное дело Кагановича, когда строилось московское метро, практику подкупа, называемую 'взяткой' (от глагола 'взять'), огромный 'черный рынок' всего, включая металлообрабатывающие станки, растраты брежневского двора. В конце концов, возможно, цель длительного наступления Путина на экономических 'олигархов', появившихся после приватизации 90-х годов, заключается в том, чтобы наказать злоупотребления Березовского и Гусинского, или Ходорковского в нашумевшем 'деле 'ЮКОСа''. Но закрадывается подозрение, что подобное наступление в значительной степени прикрывает собой неосталинистские тенденции, вместе с политической нетерпимостью в отношении слишком влиятельных и диссонирующих голосов.
Что касается международной арены, то Путин до сих пор не взял на себя обязательств в отношении помощи Южной Азии после катаклизма 26 декабря. Возможно, потому, что он не может соревноваться со сверхдержавой США и с Евросоюзом. На западном фронте в его намерения входит противостояние попыткам отделаться от российского влияния, которые процветают в соседних государствах - Польше, Литве, Латвии, Эстонии, Украине. Но тогда зачем вмешиваться в первый тур президентских выборов на Украине и почему не держаться подальше от киевских злобствований? На восточном фронте, перед лицом Китая, превращающегося во все более сильного гиганта, он обеспокоен растущей подпольной массовой иммиграцией через Уссури и Амур.
Но чего Путин добился своим объявлением о русских сверхракетах, которое, кроме всего прочего, вызвало в Вашингтоне 'некоторую политическую головную боль'? При этом до сих пор неясна ситуация в экономике, которая не должна позволять распыления средств. Благодаря нефтерублям значительные резервы ценной валюты следовало бы наилучшим образом использовать для вытаскивания на поверхность безграничных российских сырьевых ресурсов, у которых пока что поскребли одну лишь верхушку.
Однако темпы роста ВВП на уровне 6,4 % возможны только благодаря энергетическим ресурсам, при этом инфляция в стране достигает 11,7 %. Можно ли ставить на Россию, несмотря ни на что? На данный момент любой ответ будет спорным. Но, конечно же, никто не может желать этому живущему на двух континентах обществу опасной дестабилизации.
