'Советский век' Моше Левина: ведущий историк-специалист по Советскому Союзу представляет оригинальный и впечатляющий анализ противоборства между Лениным и Сталиным и краха советской империи
В какой момент все пошло не так? Этот вопрос задает себе каждый старый марксист - и не важно, был он или она частью мирового коммунистического движения XX века. Какой вирус постепенно исказил большевистскую революцию, изуродовал Советский Союз и все коммунистические партии, правящие и нет, которые следовали советскому образцу?
Некоторые перечитывают Маркса и делают вывод, что все было бы хорошо, если бы Ленин не был так избирателен в применении учения великого человека. Многие другие делают вывод о том, что попытка построить социализм по Марксу в самой промышленно неразвитой стране Европы была обречена с самого начала. Некоторые считают: Ленин виноват в том, что он сделал с партией большевиков перед революцией, превратив ее в организацию заговорщиков. В итоге единственным способом ее функционирования и управления могла быть диктатура.
Однако наиболее популярный ответ всегда заключался в имени человека, а не в анализе. Все испортил Сталин. Если бы Ленин не умер в 1924 году, он вывел бы Советский Союз на дорогу, напоминающую социалистическую демократию. Конечно, это было бы однопартийное государство, но в нем была бы возможна конкуренция свободных взглядов; а за колючую проволоку пришлось бы сажать лишь кучку настоящих контрреволюционных террористов.
Моше Левин (Moshe Lewin) останавливается на ряде таких объяснений. Он полагает, что фундаментальная слабость царской системы повторила себя. Старая Россия, где развитие государства и его мощи всегда шло впереди развития общества, начала спотыкаться; политическая система оказалась заблокированной, мешая экономическому и социальному прогрессу. И вот (В СССР 60-х годов) сценарий повторился - повторился в течение одного столетия. Левин сохраняет веру в правильность ленинских взглядов, особенно в конце жизни вождя.
Сегодня Левин является ведущим исследователем Советского Союза, живущим за пределами России. Почти сорок лет назад он завоевал известность своей работой 'Последняя борьба' (The Last Struggle). Это великолепное краткое описание того, как умирающий вождь тщетно боролся за возврат партии большевиков к внутренней демократии и против того, чтобы Сталин стал его преемником. По его словам, сейчас он написал бы эту работу по-другому. Большое количество секретных материалов, находящихся в советских архивах, показывает, что он был на правильном пути, но не владел и половиной информации. Конфликт Ленина со Сталиным был более широким и более фундаментальным, чем полагал Моше Левин в 1969 году. Он охватывал целый комплекс вопросов - от роли партии в государстве и экономической стратегии до будущего крестьянства.
Левин считает, что здесь столкнулись две совершенно различные государственные идеологии. Ленин намеревался направить большевизм назад, к его истокам, лежащим в европейской социал-демократии. Сталин намеревался построить мощное сверхгосударство, унитарное и авторитарное. Левин называет данную традицию 'аграрным деспотизмом'. Это система, отстающая от мощного индустриального общества, которое она создала, но управлять которым не сумела.
'Советский век' (The Soviet Century) это не совсем повествовательная работа, это выборка тем по советской истории, которую сейчас можно интерпретировать по-новому в свете новых архивных материалов. Левин с насмешкой относится к западным толкованиям проблемы, но он в равной степени язвительно отзывается и о российских интерпретациях постсоветского периода. 'Не удовольствовавшись грабежом и разбазариванием богатства нации, 'реформаторы' начали фронтальное наступление на прошлое, избрав целью культуру, национальное самосознание и жизнеспособность страны. Это не было критичным подходом к прошлому. Это было чистое невежество'.
Но Левин далеко не с сочувствием относится к старой системе. Безусловно, он в пух и прах разносит авторов эпохи холодной войны за преувеличение ими масштабов сталинских репрессий. Он недолюбливает Александра Солженицына ('политически некомпетентный'). Однако его основательно подтвержденные документами главы о сталинских чистках и о Гулаге ужасают своей точностью. Там, например, опубликован недавно извлеченный из секретных архивов НКВД приказ ?00447 от июля 1937 года, в котором устанавливается 'норма': 75 000 людей расстрелять, а 225 000 - направить в лагеря. Мы узнаем, что эта контрольная цифра была установлена задолго до отбора жертв и перевыполнена по крайней мере вдвое.
По данным исследования Левина, в период между 1930 и 1953 годами 3,8 миллиона человек было осуждено за 'контрреволюционные преступления', и 700 000 из них было расстреляно. Но если мы зададим этот вопрос 'Где все пошло не так?' Левину, я думаю, он ответит: 'Не все было плохо'. Большая часть его книги, изобилующей детальными исследованиями и не являющейся легкой для чтения, посвящена десятилетиям после правления Сталина. 'Крики и негодование по поводу диссидентов. . . не должны затмевать системные тенденции, которые действовали в Советском Союзе'. На смену огульному террору пришли репрессии, которые, по крайней мере, применяли через судебную систему; Советский Союз на какое-то время стал 'великой державой' в экономическом, политическом и военном плане; резко улучшились условия жизни и уровень здравоохранения.
Проблема состояла в провале внутренней политики. Грубое описание советской системы, предложенное британскими историками, заключается в том, что партия присутствовала везде, обладая всеобъемлющими полномочиями и являясь источником принятия решений на всех уровнях. Левин с этим абсолютно не согласен. Он считает, что к тридцатым годам партия утратила свой политический заряд и превратилась в обычную сеть административного управления. В годы сталинского террора власть держали в своих руках 'государственные органы', а партия превратилась в не имеющую влияния бездумную машину аплодисментов. На третьем этапе смерть Сталина эмансипировала государственную бюрократию, которая, в свою очередь, душила любой шанс возрождения партии и становления ее в качестве реальной руководящей силы. Однопартийная система? Левин насмешливо называет ее 'непартийной системой'.
Это подводит его к другому вопросу, к самому важному 'если' современной истории. В 1983 году Брежнева с его умершим мозгом на посту Генерального Секретаря сменил шеф КГБ Юрий Андропов. Однако вскоре он смертельно заболел и на следующий год скончался. А если бы он остался жив? Андропов хорошо понимал все слабости, которые изъязвляли Советский Союз изнутри; он составил амбициозный план реформ, который включал в себя настоящие выборы на партийные посты. Левин взволнованно заявляет, что это означало бы замену старой партии совершенно новой, которая, 'находясь у власти, спланировала бы реформы и смогла бы направить страну на путь трудного перехода к новой модели развития'.
Иными словами, Андропов мог бы создать именно то оружие трансформации советского общества, которого не хватало Горбачеву, когда несколькими годами позже он запустил в действие перестройку. И может быть, может быть, Советский Союз сумел бы избежать краха? Левин говорит убедительно. Но у него свой подход к системному упадку. Я в это просто не могу поверить.
