Владимир Путин в случае с Киргизией, по сравнению с угрозами, с которыми Кремль выступал с целью запугивания победившей позднее украинской оппозиции, проявляет очевидную сдержанность. Он, конечно, подверг критике свержение пророссийского правительства Аскара Акаева как незаконное. Но одновременно Москва просигнализировала новому руководству о готовности сотрудничать.
Эта сдержанность показывает, что Россия в настоящее время пока не знает, как реагировать на революционные движения на Кавказе и в Средней Азии. Страх перед эффектом домино, судя по всему, велик: излишняя жесткость может ускорить развитие революционной ситуации в остальных двенадцати государствах СНГ. Волнения наблюдаются также в Белоруссии, Узбекистане, Казахстане, Азербайджане и в Туркменистане: люди недовольны верными Кремлю правителями, которых обвиняют в коррупции и кумовстве в экономике.
Россия еще в девяностые годы рассматривала СНГ всего лишь в качестве инструмента для реализации своих собственных интересов. Однако если война в Чечне ведется с одобрения международного сообщества под знаменем борьбы против исламского терроризма, то в Средней Азии ситуация выглядит иначе. Дело в том, что регион находится в центре международных интересов. В Киргизии, например, на канадско-киргизский консорциум, добывающий золото, приходится 40 процентов промышленной продукции страны.
США и Китай тоже заинтересованы в хороших отношениях со среднеазиатскими государствами. Особенно неохотно Москва отказалась бы от богатого сырьем Казахстана. История с Киргизией демонстрирует дилемму, которая стоит перед Москвой: оставаться безучастной и терять влияние или же оказывать влияние, теряя, видимо, его еще больше. До сих пор Путин, не оказывая влияния на Бишкек, вел себя правильно.
