Даже самым умным головам России приходится бороться с отвратительными условиями. Тем не менее, ученые пытаются добиваться наилучших результатов и в такой ситуации.
Они стоят в ряд: 40 чистеньких современных компьютеров, на металлическом стеллаже в Институте полимерной физики авторитетного Московского университета имени Ломоносова. Компьютеры соединены запутанным клубком кабелей. Высокие технологии в России - объединенные в сеть компьютеры представляют собой мощную вычислительную систему, которая помогает ученым моделировать поведение молекул. Новый, прекрасный мир науки России? Только на первый взгляд. Потому как, кажется, будто старомодные розетки на стенах компьютерного зала установили 50 лет назад. Кондиционеры на окнах слишком слабы для московского лета, и из-за перегрева процесс постоянно останавливается. Трудным является также финансовое положение ученых: месячная заработная плата профессора составляет в среднем всего лишь 300 долларов США.
США инвестируют в 140 раз больше
Положение физиков в Московском государственном университете симптоматично для всей науки в России. Даже самым умным головам приходиться бороться с омерзительными условиями. 'Главная проблема - хронически недостаточное финансирование', - говорит Кристиан Шайх (Christian Schaich) из Московского контактного бюро Немецкого научно-исследовательского сообщества (DFG). С 1990 года российское правительство сократило расходы на исследования и разработки в два раза. Их доля во внутреннем валовом продукте составляет около 1,3 процента - для индустриальной страны это слишком мало. Для сравнения, США инвестировали в прошлом году в исследования в 140 раз больше, чем российское государство. Инвестиции в промышленность в России тоже сравнительно небольшие. Ученые, желающие, несмотря на безнадежное финансовое положение, удержаться на мировом уровне, должны придумывать что-то особенное, чтобы заработать получить дополнительные финансы. В советские времена ученые находились на полном государственном обеспечении, и нынешняя ситуация для большинства из них новое явление, с которым они могут смириться, если в состоянии вообще сделать это, только со временем. Московские физики успешно справляются с трудными условиями, существующими в их стране. Рабочая группа профессора Алексея Хохлова считается в Германии вывеской российской науки. В центре ее исследований - функциональная полимерия: например, жидкие кристаллы, применяемые в плоских экранах или дисплеях сотовых телефонов.
В 1992 году Алексей Хохлов получил за свои работы премию Гумбольдта (Humboldt), в 2001 году - премию Вольфганга Пауля (Wolfgang-Paul) Министерства науки Германии. Физик читает лекции на гонорарной основе в Ульме и в университете Stony Brook в штате Нью-Йорк в США. Кстати, треть средств на оборудование лаборатории новыми компьютерами выделил корейский электронный концерн LG.
Профессору Андрею Козлову, руководителю биомедицинского центра в Санкт-Петербурге, финансируемого частными лицами, даже в отвратительных условиях тоже удается добиваться успеха. В 70 годы исследователь СПИДа несколько лет работал в Национальном институте рака США, в лаборатории будущего открывателя вируса ВИЧ Роберта Галло (Robert Gallo). Возвратившись в Россию, Козлов стал одним из первых, кто понял масштабы эпидемии и занялся научной стороной этой проблемы. При этом он вряд ли может рассчитывать на государственную поддержку: московское правительство недооценивает проблему СПИДа.
Исследователи не позволяют заглядывать себе в карты
И все же изучение одной из маргинальных групп обеспечивает сегодня Козлову финансирование его института. После введения в Санкт-Петербурге обязательного для наркоманов анализа на ВИЧ-инфекцию он приступил к исследованию ее распространения. Полученные данные стоят для органов здравоохранения и фармакологических концернов больших денег. 'Найти средства для нас не проблема', - говорит Андрей Козлов. Но выдавать, кто конкретно финансирует его работу, он не хочет. Транспарентность? В России - это до сих пор иностранное слово.
На расстоянии пяти часовых поясов к востоку, в Сибири, в Институте ядерной физики имени Будкера, ситуация уже более прозрачная. Этот институт, расположенный в научном Академгородке под Новосибирском и насчитывающий 2900 сотрудников, является самым крупным в данной области. Здесь, в огромном зале, физики ведут обстрел электронов и позитронов. В помещении контроля - типично российское смешение современных и антикварных приборов: плоские экраны рядом с выпуклыми мониторами 30-летней давности.
Директор института Александр Скринский явно гордится тем, что испытательное оборудование в таком хорошем состоянии. 'Лишь 25 процентов средств мы получаем от государства, остальные зарабатываем сами, за счет экспорта за рубеж'. В прошлом году институт изготовил высокоточные элементы для ускорителя частиц на сумму 20 миллионов долларов США. Их покупают в США, Японии, Китае, Южной Корее и в Германии. Даже если прежде ведущая в науке ядерная физика становится еще одним производственным цехом Запада, деньги из-за рубежа - ее единственный шанс, чтобы выжить.
Реформы давно назрели. 'Мы проспали десять лет', - критикует, например, московский исследователь в области инноваций Леонид Гохберг. Лишь в прошлом году президент России Владимир Путин поднял вопрос о реформировании. Оно предусматривает заметное повышение заработной платы ученых и поддержку лишь институтов, способных конкурировать на международной арене.
